Иштар, сама того не зная, удаляется от противника, и Лисса не считает нужным направить ее ему навстречу: по крайней мере, пока. Иштар в порядке, хотя и несколько сломлена, а еще она развлекает себя тем, что находит по замку замаскированные ловушки и разбирает их, изучая механизм. Кажется, даже забирает себе кое-какие детали, так что Лисса не хочет ей мешать, тем более что одна из ловушек слегка поранила девушку, а еще одна сработала, едва не пригвоздив Иштар к стене: чтобы выбраться, пришлось поплатиться прядью густых волос: кажется, событие это сильно подорвало и без того расшатанную психику Иштар. Ей, да и всем остальным, необходима передышка.
Терра Салливан выбирается из наводнения совершенно без сил и, едва оказавшись в безопасности и прочистив легкие, отплевавшись как следует, раздевается, чтобы обсохнуть самой и высушить одежду: солнце еще не село, на арене тепло, но Терру всю колошматит — от холода ли, или от пережитого страха, но она сидит, обхватив себя руками, дрожит и даже не пытается утирать слезы, льющиеся по щекам. Щедрый спонсор высылает ей плед и хороший, длинный кинжал с удобной рукоятью: к финалу у его любимицы должно быть хоть какое-то оружие вместо утраченного лука. И у нее есть доспех, так что Терра неплохо экипирована — а Лисса Голдман знает, что в Роге изобилия еще можно отыскать отличный лук, и если Десятая решит добраться туда, шансы ее на победу станут еще выше. Вот только решится ли?.. Быть решительной леди не так-то просто, Лисса вдруг чувствует это на своей шкуре, вспоминая о том, что задумала.
Кому из них всех уж точно не занимать решимости, так это Оре Борегард. Выбравшись из воды — не сухой, но вполне невредимой и полной готовности действовать, — она отряхивается, словно собака, и беззастенчиво расстилает на земле всю свою одежду, а сама растягивается рядом: разительное отличие от Терры, аккуратно-деликатной в этом вопросе. Вот они, четверо последних — кто из них станет победителем первой в истории Квартальной Бойни?
Лисса бросает взгляд на часы: уже пора, и она, закусив губу, поднимается с места.
— Спасибо, что вышли подменить, господин Хоффман, — чуть более возбужденно, чем следовало, произносит она. — Очень прошу, проследите, чтобы до моего возвращения ничего не произошло — дальше я сама…
— Не переживайте, госпожа Голдман. Это же наше общее дело! — бодро отвечает Эрот, и она слабо улыбается: завтра все разрешится, и она будет свободна от этого всего. А пока — президент Борк ждет, и она, грациозно приподняв полы длинной юбки, переступает порог его кабинета, кивнув любезно приоткрывшему ей дверь охраннику.
— Добрый день, господин президент. — Ее голос звучит ровно. Уверенно. Чуть иронично.
— Добрый, Лисса. — А его — елейно, и порой госпожа Голдман брезгует беседовать с ним. — Присаживайтесь. Все идет по плану?
— Безусловно. Совсем недавно погиб очередной трибут, Маркус Хейстед, Дистрикт-10. Захлебнулся во время наводнения, пошел ко дну. — На самом деле, борьба Маркуса со стихией была куда более трагичной. Его придавило стволом рухнувшего дерева — о, как Лисса поносила свою команду, что не углядели!.. На Маркуса у нее имелись далекоидущие планы: она воображала себе битву этого силача с Диамандом Уиндемом в финале, но… Судьба распорядилась иначе: воля случая, и вот трибут бьется под массивным деревом, пытаясь высвободить ногу — Лиссе казалось, Маркус отпилил бы себе стопу, будь у него на это время, но вода прибывала, и Хейстед захлебнулся, и предсмертный взгляд его серых, с прожилками глаз, полный животного ужаса и ненависти, все еще стоит перед мысленным взором Лиссы.
— Выходит, осталось четверо?
— Верно. Остаток сегодняшнего дня мы отдаем им для передышки, а завтра предстоит схватка. И не одна, я полагаю.
— Вы считаете, вы и господин Хоффман справились со своей задачей?
— Прежде вы не сомневались во мне, господин Борк.
— Да, но я имею полное право сомневаться в вашем будущем заместителе.
— Не стоит. Эрот — отличный специалист, и он прекрасно чувствует дух Игр. Можете быть спокойны. — Лисса говорит это и чувствует, что президент уже не так доверяет ей, как прежде. Маленькие блеклые глазки бегают из стороны в сторону, по лицу ходят желваки, но Лиссе уже нет до этого дела: как только победитель Бойни даст свое интервью, ее работа здесь будет закончена. Лишь бы эти павлины не пустили Голодные Игры, ее детище, по пути бессмысленной жестокости. Искусство превыше всего. Как ни крути, Маркус отлично отыграл свою смерть, а они так ничего и не поняли… Это было немного жаль. Самую малость.
— Каждый ли претендент достоин зваться победителем, Лисса? Не опорочит ли он доброе имя Капитолия? Вы же понимаете, насколько это важно.
— Разумеется, господин президент. Но каждый из четверых проявит себя наилучшим образом в случае победы.
— Я надеюсь на вас, Лисса.
«Хорошо, что ты не смотришь Игры, старый хрыч», — думает она и натягивает на лицо дружелюбнейшую из улыбок. Доверие президента — дорогой подарок, за него приходится платить, но ее детище того стоит, бесспорно.
— Что ж, удачи вам, госпожа Голдман. Думаю, мы еще побеседуем, когда имя выжившего станет известно.
— Благодарю, господин президент. Я могу быть свободна?
Он кивает, и Лисса покидает его кабинет с навязчивым желанием принять душ: речи Борка для нее — липкая смола, от которой так просто не избавишься.
Она сжимает под складками юбки свой извечный веер, маленький сувенир с потайным стилетом внутри. Подарок мужа успокаивает — изящный намек на то, что и главный распорядитель в известном роде трибут. У нее здесь свои Игры — и потому она торопится в Центр управления, но здесь все в порядке: участники Бойни залечивают раны, душевные и физические, и потихоньку приближаются друг к другу. Иштар и Диаманд покинули развалины, а Ора с Террой выбрались из леса, и единственное, на что могут повлиять распорядители, — это место их встречи. Руины неподалеку от Рога изобилия: здесь можно укрыться, здесь живописно, здесь зрелище будет максимально эффектным. Ну, а пока трибутам можно дать передышку: до вечера Грация и ее коллеги-телевизионщики займут публику репортажами, обзорами самых эффектных событий уходящих Игр, напомнят, что сегодня — последний день, когда еще можно сделать ставку, если по какой-то причине кто-либо не успел этого сделать… Покажут интервью с финальной четверкой, беседу с их родными, расскажут всю подноготную, которую пройдохи-журналисты успели разузнать… В общем, сделают все, чтобы публика почувствовала одного из трибутов своим ближайшим другом, если не давно потерянным родственником. За эфир сегодня можно не волноваться.
Зато о своем вечере позаботиться стоит — Лисса, посвятившая всю себя организации Бойни, и не жила вовсе в течение почти полугода подготовки, а последний месяц и вовсе крутилась, как заведенная. И сегодня, когда она знает, что ничего не случится за ночь, можно позволить себе расслабиться: сейчас она отпустит Эрота, так любезно согласившегося проконтролировать арену на время ее встречи с президентом, до окончания смены, а к полуночи покинет рабочее место и проведет время с мужем. Меркурий очень поддерживает ее — и всегда поддерживал, и Лисса до сих пор считает его лучшим, что случилось с ней. Репортеры в шутку называют их жизнь сказкой, проводят ассоциации с классическими идиллическими влюбленными и судачат о вечном медовом месяце, называя самой красивой парой Капитолия. Лисса не любит этих пересудов, но любит Меркурия — как никого и никогда в жизни, и, пожалуй, в Капитолии никто не испытывал — а достоин ли испытать? — подобных чувств. Поэтому когда рабочий день подходит к концу, госпожа Голдман покидает Центр управления, обнимаемая мужем за плечи, и они идут в их любимый ресторан, где проводили вечера двадцать пять лет назад — подумать только, они женаты уже четверть века!.. На Меркурии годы, кажется, почти не сказались, а может, любовь просто застилает ей глаза, но себя Лисса порой чувствует невыносимо старой. Лицо уже не так свежо, и по нему расползаются морщинки, как бы она ни старалась избавиться от них, и хотя медицина дарует жителям столицы красоту и долгую жизнь, это все… пустое.
Меркурий смотрит на Лиссу полными боли глазами — не потому, что она уже не так свежа: он будет любить ее всякой. Но он уже давно чувствует, что с ней происходит что-то… Необъяснимое. А она могла бы объяснить, но боится ранить мужа этими словами — но нет, об этом пока рано думать, время есть, и оно позволяет госпоже Голдман забыться в любви и неге.