Но я планировал кое-что другое — прогулку в Форт Джордж.
Форт Джордж находился в южном Манхэттене. Уже более ста пятидесяти лет со стороны моря его можно было видеть как широкую полоску на горизонте — со шпилями, сторожевыми башнями и длинными прямоугольниками казарм, тянувшихся, казалось, по всему мысу, а изнутри высоких зубчатых стен это была просторная территория, где находился плац, окруженный многоэтажными дортуарами и административными зданиями; и всё это было хорошо укреплено и тщательно охранялось. Идеальное место для базы тамплиеров. Идеальное место, куда мы можем препроводить трех командиров лоялистов.
— Что планируют англичане? — спросил я первого из них.
Он сидел, привязанный к стулу в комнате для допросов глубоко в недрах Северного бастиона, где стоял всепроникающий запах сырости и где, прислушавшись, можно было услышать крысиное шуршанье и царапанье.
— Почему я должен говорить? — усмехнулся он презрительно.
— Потому что, если не скажешь, я убью тебя.
Руки у него были связаны, но он, как рукой, обвел комнату подбородком.
— Если я скажу, ты все равно убьешь.
Я улыбнулся.
— Много лет назад я познакомился с человеком по имени Резчик, мастером пыток и виртуозом по части боли, который по многу дней подряд терзал свои жертвы одним только.
Я щелкнул механизмом, и спрятанный клинок грозно сверкнул в мерцавшем свете факелов.
Он посмотрел на клинок.
— Ты обещаешь легкую смерть, если скажу.
— Даю слово.
Он сказал, и я сдержал слово. Когда с ним было покончено, я вышел в коридор и, не обращая внимания на требовательный взгляд Коннора, забрал второго пленника. Я привязал его к стулу, и глаза его впились в труп.
— Твой приятель не захотел сказать то, что мне надо, — пояснил я, — вот почему я перерезал ему горло. Ты мне скажешь, что надо?
Глаза у него распахнулись, он судорожно сглотнул:
— Понимаете, неважно, что вам нужно, я все равно не скажу — я ведь просто не знаю. Может быть, командир.
— О, так от тебя ничего не зависит, — весело сказал я и щелкнул клинком.
— Подождите, — взмолился он, когда я пошел ему за спину. — Я кое-что знаю.
Я остановился.
— Ну?
Он сказал, и когда он умолк, я поблагодарил его и чиркнул ему клинком по горлу.
Он умер, и я понял, что внутри у меня сейчас даже не праведный огонь человека, который творит зло во имя высшего добра, а просто чувство какой-то истасканной неизбежности. Много лет назад отец учил меня состраданию и милосердию. Теперь я убиваю пленных, точно они скот. Вот до чего я докатился.
— Что там происходит? — с подозрением спросил Коннор, когда я вышел в коридор за последним пленным.
— Это главный. Веди его.
Через несколько секунд дверь в комнату для допросов гулко затворилась за нами, и какое-то время было только слышно, как капает кровь. Увидев тела, валявшиеся в углу камеры, командир стал сопротивляться, но я положил ему на плечо руку и заставил его сесть на стул, уже скользкий от крови; я привязал его к стулу, щелкнул пальцами и взвел спрятанный клинок. Лезвие тихо вжикнуло.
Офицер уставился на него, потом на меня. На лице он пытался изобразить храбрость, но губы тряслись, и скрыть этого он не мог.
— Что планируют англичане? — спросил я.
На меня смотрел Коннор. На меня смотрел пленный. Поскольку пленный промолчал, я чуть приподнял клинок, чтобы он блеснул в свете факелов. Он снова уставился на клинок и на этом сломался.
— Ост... оставить Филадельфию. Она больше не нужна. Ключ — Нью-Йорк. Они увеличат численность вдвое и отбросят мятежников.
— Когда они выступят? — спросил я.
— Через два дня.
— Восемнадцатого, — сказал Коннор. — Надо предупредить Вашингтона.
— Видишь, — сказал я пленному, — это совсем не трудно, верно?
— Я вам всё сказал. Отпустите меня, — умолял он. Но я был не в настроении миловать.
Я зашел ему за спину и на глазах у Коннора перерезал пленному горло. А сыну, у которого в глазах мелькнул ужас, пояснил:
— Эти двое сказали то же. Значит, правда.
Коннор смотрел на меня с омерзением.
— Ты убил его... убил их всех. Зачем?
— Они бы предупредили лоялистов, — просто ответил я.
— Можно было держать их в плену, пока всё не кончится.
— Здесь неподалеку залив Уоллэбаут, — сказал я, — где пришвартован «Джерси», корабль флота его величества, плавучая тюрьма, вонючий корабль, на котором патриоты-военнопленные мрут тысячами, и хоронят их в мелких могилках на берегу или просто швыряют за борт. Так относятся к пленным англичане.