приподнялся на локтях и, казалось, в полном замешательстве стал ощупывать руками пустое пространство полуторки. Его непонимание я осознал чуть позже, когда сумбурно послышался глухой удар между лопаток, поваливший того на пол. Свет тут же включился, словно по щелчку, вынуждая меня зажмурить глаза, как сделал это и припозднившийся незнакомец. Наконец, я смог разглядеть их обоих. Они были похожи друг на друга, как две капли воды, и в то же время совершенно противоположны. Опоздавший волосы имел чёрные, как смоль. Небольшие, близко посаженные, голубые глаза недовольно и вместе с тем явно смущённо смотрели на юного «бойца», русо-рыжего, что в негодовании скрестил руки на груди, глядя на вошедшего сверху вниз, как бы заранее осаждая возможную бурную реакцию со стороны темноволосого. Но её так и не последовало, вместо этого провинившийся поднялся с пола и глупо улыбнулся, выдавив из себя простое «Привет, братишка». - Сколько это будет продолжаться, Яков? - недовольно упрекнул его рыжий, по-видимому, старший из братьев. - Уже который раз. Ты возвращаешься под утро, а я получаю по шее от матери за твои проступки. - Ты ведь знаешь мать, она вечно мной недовольна, - угрюмо отозвался Яков. - Шнурки в стакане? - Ась? - поднял бровь от удивления рыжий. - Мать дома, спрашиваю? - Конечно, дома, где ж ей быть, - скептически ответил брат. - А ты почему не в кровати, Лёш? Детское время вроде давно кончилось, - усмехнулся он, в последний момент увернувшись от очередной оплеухи. - С тобой уснёшь! - он саморазочарованно вздохнул и отвёл взгляд. - Ты голоден? - На самом деле, да, - младший присел на край стула, облокачиваясь о поверхность стола. С другой стороны комнаты послышался тяжкий вздох. - Я сейчас вернусь. Надеюсь, твоё позднее свидание стоило этого. - Три. - Что «три»? - не понял уже уходящий Алексей. - Три свидания, - младший устало потянулся. - А ты не изменился. Усмехнулся тот и растворился вместе с воспоминанием и содержанием комнаты. Я вернулся обратно, в своё время. Эти два брата заинтересовали меня. Их постоянные нападки и выходки, подколы друг друга заставляли меня улыбаться и подчас заливисто смеяться. Что ж, наверное, это те самые братские отношения, которые были у всех. Осмотревшись вокруг, я всё же заметил изменения в комнате: она была гораздо более запустевшей, чем в воспоминании, многих вещей, которые я видел, здесь уже не было. Возможно, их продали или перевезли в другое место. Но очевидно, что здесь никто не жил уже несколько лет. Я вышел за дверь и оказался в коридоре. Квартира старая и так же типично обставленная, как и все, что я видел до этого. А потому разобраться в планировке комнат было несложно. Пройдя чуть вперёд и свернув налево, вышел в кухню. Старые, покосившиеся шкафчики. Кое-где дверцы висели на одной петле, а на некоторых они и вовсе отсутствовали, обнажая всё своё внутреннее содержание. Плавно коснулся одного из них. Перед глазами тут же возникла следующая картина: зрелая женщина весьма оживлённо вызволяет из шкафчика посуду и целенаправленно кидает её в другую часть комнаты, выкрикивая слова недовольства в адрес юноши, которого я уже видел немного ранее. Тот уверенно ловил летящие предметы и ставил их на стол рядом с собой. Ну, а от тех, что ловить не успевал, попросту уворачивался, спокойно реагируя на столь буйную реакцию матери. Она устало бросила себе под ноги последнюю тарелку и, слегка пошатываясь, прошла к столу, чтобы присесть. Рыже-русые волосы, что, по-видимому, достались в наследство старшему сыну, были растрёпаны, несколько прядей выбилось из некогда аккуратно завязанного пучка. Сын стоял рядом, такой же спокойный и невозмутимый. - Яков, что же мне с тобой делать? - сбивчиво говорила она. - Ничего не делать, - устало отвечал он, явно не в первый раз слыша этот вопрос. - Я вполне могу сам о себе позаботиться, мама. - Яша, это последний год. Доучись. Пожалуйста, не подводи меня... - Мои отношения никак не отражаются на успеваемости, - заверил её малый. - Не волнуйся по пустякам. Тяжкий вздох сорвался с её губ. Невольно она прикрыла лицо рукой, отводя взгляд. - Иди. Ты опаздываешь. Внезапно я услышал, как щёлкнул замок входной двери, а потому поспешил как можно скорее уйти из квартиры. Прислонился к стенке, словно боялся, что меня могут обнаружить в любой момент. Но затем немного успокоился и полетел в другое место. Эти воспоминания были на редкость живыми, а потому на мгновение я настолько погрузился в них, что совершенно забыл о том, что давно умер. За четыре года странствий у меня, разумеется, была масса свободного времени всё обдумать и поэкспериментировать со своими способностями, когда уж совсем нечем было себя занять. Не один год я оттачивал навыки мгновенного перемещения, но даже такое простое действие таило в себе множество трудностей. Во-первых, это требовало большой концентрации внимания. По натуре своей, как человеку рассеянному, сосредоточиться на необходимое количество времени у меня получалось не всегда. Иногда, буквально в последнюю секунду, я отвлекался на другую мысль, случайно вспоминая или же просто представляя что-то постороннее, как тут же оказывался там, а не в том месте, куда изначально планировал наведаться. Так, бывало, я телепортировался внутрь здания, вместо того, чтобы просто встать перед входной дверью. Ну и, во-вторых, при перемещении на ближнее расстояние играл фактор зрительного контакта. Стоит отвести взгляд, и ты оказывался не там, где хотел. Этим, от скуки, я занимался и сейчас, но снова что-то отвлекло меня на мгновение, и я возник посреди магазинного прилавка. Бегло оглядев помещение, и чуть ли нос к носу не столкнувшись с продавцом, резко метнулся вправо, в дальний угол. Хотел было пройти обратно, к двери, но дорогу преградили покупатели. Снова экспериментировать мне особо не хотелось, поэтому решил просто дождаться их ухода, сливаясь с дальним прилавком. Женщина щурилась, отодвигая краешек века, видимо, пытаясь разглядеть цену на молоко в витрине, а белокурый мальчуган лет семи усердно тряс её за рукав, выпрашивая что-то, но слишком невнятно. - Ну, что? - устало взглянула на него она. - Хочу петушка, - уже отчаявшись, выпалил ребёнок. - Какого петушка? - Зелёного! Женщина, казалось, настолько устала, что вообще не понимала, чего хочет от неё сын. Зато продавец несколько грузинской наружности широко улыбнулся и полез под прилавок, долго пытаясь там что-то отыскать. - Простите, остались только красные, - с сильным акцентом доложил он. Я в непонимании посмотрел на коробку за его спиной, накрытую бумагами, из которой торчали палочки с зелёными леденцами в виде карамельных петушков. Распахнутые глазёнки мальчишки наполнялись обидой и вселенским горем. Нужно было как-то спасать ситуацию, но что я мог? - Оглянись же ты назад, - шептал я, словно боясь, что меня действительно услышат. - Но я хочу зелёного, - сипло, будто вот-вот заплачет, отвечал мальчик. - Сынок, ты же слышал дядю. Есть только красные. - Да оглянись же ты! - почти в самое ухо кричал я. - Вон они, за твоей спиной. Целая коробка! Под бланками! - Но я не люблю красный, - грустно заметил мальчик. - Прости, малыш. Красные тоже очень вкусные! С какой-то неясной яростью я разочарованно махнул на них рукой, и запустил пальцы в волосы. И сразу даже не заметил, как белые бумажки разлетелись по полу, привлекая к себе внимание. Продавец, конечно, свалил это на сквозняк, как поначалу и я, если бы не одно но. Единственный источник воздуха был наглухо закрыт. Так или иначе, мужчина начал поднимать декларации, бросив, наконец, взгляд на злополучную коробку. - О, так вот же они. Есть, пацан, зелёные, есть! Будете брать? - Да, два, пожалуйста, - всё так же вяло кивнула женщина. Шире улыбки ребятёнка в этот момент была, наверное, только местная река, в устье которой и стоял город. Я тоже, вроде бы, улыбался. Сложно сказать это, будучи неспособным рассмотреть себя. Но меня больше смущал порыв ветра... Я знал, что животные видят меня, чувствуют, и потому либо сторонятся, либо начинают вести себя агрессивно. Но я никогда не мог хоть каким-либо образом взаимодействовать с физическими предметами. В лёгком замешательстве присел на корточки и начал тыкать пальцем в документы. Без толку, рука проходит сквозь. Не лучшее время для занятия онанизмом, не лучшее. Облегчённо выдохнув, когда, наконец, покинул это злачное место, я решил немного полетать над городом, чтобы проветриться. Меня это всегда успокаивало. Ещё я любил сидеть в переходах, рядом с уличными музыкантами. Часами мог слушать их пение, наблюдать, как сбитые пальцы буквально выбивают мелодию из воющих струн, а рукава едва прикрывают исколотые вены. Исполнители были разными, как и безумные строки песен, сложенные из простых слов, но будто рассказывающие всё, через что прошли барды. Как и пронзительный плач свирели, своей простотой и лёгкостью напоминающий полёт чайки над бесконечными водами океана. Стоило закрыть глаза, и я уже почти ощущал этот запах соли, гладкость её крыльев на ветру. Скорость, дыхание и свободу. И сам не знал, почему не могу быть столь же независимым и вольным. Да и вообще сейчас я могу с уверенностью сказать, что больше всего в жизни я любил слушать. Различа