гкий щелчок открытого замка вернул меня в реальность. Я открыл её! Женщина встрепенулась, наконец обратив внимание на шум, и лениво поднялась с насиженного места, пройдя к выходу. Она увидела странное кольцо людей посреди коридора и требовательно попросила разойтись. Ребята, огорчённые тем, что не увидят исхода, немного разомкнули свою блокаду, открывая вид на сию безобразную сцену. У Анисия уже была рассечена губа и бровь, под глазом проступило алое пятно, а оппонент пока отделался лишь рваной рубашкой и ссадиной на коленке. Подбежав к ним, расталкивая локтями толпу, она небрежно и резко схватила их за уши и растащила в стороны, о чём возвестил их болезненный вскрик, больше похожий на поросячий визг. - А ну прекратили! - кричала растерянная женщина. - Что здесь происходит? - Марья Алексеевна, да он как с цепи сорвался! - оправдывался, сильно шепелявя, старший из драчунов. - Он издевался надо мной и дразнился! - жёстко огрызнулся Анисий, вытирая кровь с лица, но резко прервал это очередным вскриком, когда Марья Алексеевна вновь потянула его за ухо. - Неужели это повод вести себя так непристойно, а, Дмитриев? Совсем от рук отбился, уроки срываешь, витаешь в облаках, теперь ещё и драка. А ну живо к директору! Оба! - Это несправедливо... - прошипел, потирая ухо «сынишка», за что тут же получил лёгкий подзатыльник и немой укор во взгляде от учителя. Зато я вздохнул с облегчением. Но всё же пошёл следом за драчунами, чтобы довести начатое до конца. Но разговор с директором не принёс должного результата. Анис молчал, гордо отвернувшись, упорно игнорируя вопрос о том, что же всё-таки случилось и как именно его оскорбили. За что и был наказан внеурочным трудом по мелочи: подмести пол в кабинете, вымыть доску и туалеты, но было видно, что для него это действительно наказание, и притом унизительное, которое он выносил без единого слова. Сейчас я снова узнавал его, но сам не мог понять, что могло заставить такого пацана, как Анисий, сорваться с цепи и бездумно кинуться в неравную драку. Закончив работу около семи вечера, он устало надел портфель, скривив недовольную мину, видимо, от боли, и побрёл по школьному двору к выходу. Тут-то я и решился заговорить с ним. - Анис, - позвал его я. - Заткнись! - раздражённо повернулся на месте мальчик, но удивлённо застыл, никого не увидев. - А-а, это ты, отец? Прости, я... Думал, это тот хулиган. - Что с тобой стало сегодня? - тот недовольно насупился и отвернулся, продолжив движения. - Ты же знаешь, я могу долго ждать ответа. Неужели нельзя было обойтись без драки? - Он!.. - взорвался на секунду «сынишка», но потом выдохнул и смирил сам себя. - Он оскорбил меня. - И как же? - повёл бровью я, подлетев поближе, чтобы он лучше меня слышал. Анисий снова остановился и изумлённо глядел в пустоту, в то место, где я на самом деле парил. Казалось, он был обескуражен до глубины души. Немного помотав головой, мальчик неуверенно начал говорить, по-видимому подбирая слова. - Но... Но ты же сам учил, что нужно уметь постоять за себя! - По-твоему, влезть в драку и постоять за себя - это одно и то же? - А разве нет? - Конечно, нет. И что ты пытался доказать этим? А, главное, кому? - Пусть знает, что я - не девчонка, только потому что у меня светлые кучерявые волосы! - Анис, ты доказываешь это не ему. Дураку не нужен повод, чтобы поиздеваться, ты сам его даёшь. Ведешься, тебя и задирают, - он молчал, но я знал, что меня внимательно слушают, и это казалось очень непривычным. - Послушай. Ну, что он такого сказал, что тебя так разозлило? Думаешь, оно стоило твоих ссадин? Анис тяжко вздохнул. - Он издевался над моим именем. И все над ним издеваются! Ненавижу, ненавижу! Я бы так хотел от него избавиться. Кто его только придумал? Я усмехнулся в ответ. - Полагаю, что я. «Сынишка» явно смутился и побрёл дальше, опустив вниз голову. - Я понимаю твой гнев, Анис. Но знаешь... В жизни бывают моменты, когда человек теряет абсолютно всё. И у него не остаётся ничего ценного. Ни дома, ни пищи, ни любви... Только имя и знание, что оно означает для него. Ты должен гордиться своим именем. Нести его так, как носят знамя. И не важно, что говорят другие, главное, что ты сам знаешь. Никогда и никому ничего не доказывай. Что бы ни хотелось вбить в голову кому бы то ни было, ты всё равно споришь с собой, разбивая руки о чужие рёбра. И помни, если захотелось что-то доказать и посоревноваться, то сравнивай себя лишь с самим собой. И ни с кем больше, понял? Мальчик продолжал молчать и идти вперёд. Но затем кротко улыбнулся и прошептал простое: «спасибо». И что-то внутри меня разливалось жидким теплом. За всё это время я впервые осознал, что действительно могу кому-то помочь, даже словом. Могу... быть нужным. Нет. Моё скитание здесь - не проклятье. Это шанс сделать что-то стоящее для этого мальца. И я непременно им воспользуюсь. Младший из братьев сидел на кровати, держа полотенце на голове. Вид у него был изрядно потрёпанный, всё тело в синяках и подтёках, ссадинах, губа разбита, а нос явно сломан. Рядом же сидел рыжий и охлаждал кусочком льда отметины на лице. - Легко отделался. Учитывая то, что их было трое. Как ты попадаешь в такие ситуации? - Кто же знал, что у неё был парень, - прошипел от боли Яков, держась за челюсть и сплёвывая небольшое количество крови. - И что он будет перворазрядником по борьбе, и прогуливался в этом районе с товарищами после тренировки? - Больше шути, - плюнул ему на щёку кровью младший. Лёша преспокойно вытер её полотенцем с головы брата и тут же вернул тряпку на место. - Твои манеры, как всегда, восхитительны, Яша, - даже бровью не повёл Алексей. - Я же просил не называть меня так! - раздражённо отозвался он. - Сава. Для тебя - Яков, но уж никак не «Яша». Ох, даже мурашки по коже. - Чем тебе так не нравится твоё имя? - Меня всегда за него дразнили в младших классах. Поэтому, наверное, класса с пятого я Сава. - Оттуда и твоя драчливость. Что ты пытаешься доказать? Ты же просто разбиваешь свои руки об их рёбра, пытаясь отстоять своё право на ношение имени. - Да, ты прав, - ни секунды не колеблясь, ответил Яков. - И буду продолжать это делать, если потребуется. Но я дерусь не за имя. А за то, что они судят обо мне по нему. Все эти этимологи, хироманты и прочие. - Вообще, хироманты этим не занимаются. - Да пополам. Никому не позволю судить меня. Тот усмехнулся. Младший удивлённо посмотрел на брата, не понимая причину такой реакции. - Забавно это слушать от мистера главного судьи окружающих. - Это совсем другое, - несколько по-детски насупился брюнет и, прикрыв лицо полотенцем, распластался верхней частью туловища на кровати. - Да всё то же самое. Говорят же: «не судите, да не судимы будете». - Опять слушать твои нравоучения. Лёша молчал, затем грустно улыбнулся и, положив кусочек льда ему в руку, поднялся на ноги. - Постарайся хотя бы задуматься о том, что я сказал. Ты не с ними дерёшься, а с собой. - Я знаю. Неужели ты думаешь, что я настолько глуп, что не понимаю этого? Просто... Я не могу это принять. Я - это всё, что у меня есть. Кроме тебя, разумеется. Не могу даже представить, что будет, если я не смогу защитить себя. Или... Да, даже тебя и мать. Влезая в драки, я всё время проверяю, насколько далеко я могу дойти в своей борьбе. И смогу ли однажды сделать хоть что-то стоящее. Доказать, что могу. Тот вновь улыбнулся и покачал головой, видимо, поняв, что дальнейшие объяснения ни к чему не приведут. - Спасибо, брат. Я знаю, что ты можешь. Осталось только доказать это тебе.