Выпили по полстакана. Шалаев за стол не садился, давая понять, что долго задерживаться не собирается.
— Теперь, брат, на этот счет, — он щелкнул бугристым ногтем по бутылке, — большое ограничение.
— Не на работе выпиваем, а дома, — нашел объяснение Васька. — Присядь, дядя Миша.
Шалаев, расстегнув фуфайку, сел на лавку. Лицо его раскраснелось, круглый нос рдел как яблочко.
— Я и говорю, пьяниц поприжать надо — распустились, а я, к примеру, всю жизнь работаю, дело свое знаю, — пустился он в рассуждения, приглаживая жидкие прядки волос на лысеющей голове. — Вот ты пас коров, знаешь, что все стадо стегать арапником нечего: достаточно поучить блудню.
— Точно! — с готовностью согласился Васька.
— Избенка у Евстольи, надо сказать, неплохая, внутри удобная. Только тот угол сел: надо выправить, подвести. Умеешь немного топором-то?
— Приходилось на лесоповале.
— Это не то, парень. Еще чему там научили? — прицелился на собеседника своим раскосым взглядом Шалаев.
— Каменщиком работал, потом собирал вот такие панцирные сетки, — Васька показал на кровать.
— И то дело, — одобрил бригадир.
— Кто в этих сборных домиках живет? — кивнул Васька, глядя в окно.
— В одном Костя Озеров с моей Галинкой, в другом Толька Иванов с Шурой. Две молодые семьи, у обеих по ребенку. Хорошо живут. Вот и тебе скажу, женись поскорей, если доброе на разуме, а так — будешь баландаться, как дерьмо в пролуби.
— Какая дура за меня пойдет? — Васька зло потянул в себя табачный дым; на щеках задвигались желваки.
— Это уж как поведешь себя, — резонно заметил бригадир. — Скажи, к примеру, на чем спать сегодня будешь?
— Матрас есть.
— То-то и оно, что нагольный матрас. Э-эх!.. Попроси у Логинова пару простыней, одеяло, кроме того, фуфайку, спецовку, валенки: на складе все есть. А сейчас пойдем ко мне, возьмешь какое-нибудь одеяло. Чего еще? Может быть, картошки, молока, — раздобрился Шалаев.
— Спасибо, дядя Миша.
— Поработаешь пока на пару с Федором Ивановым, а там посмотрим.
— Мне выбирать не приходится.
— Честно говоря, я шибко сумлеваюсь в тебе: небось опять отколешь какой-нибудь номер?
— Всю жизнь меня воспитывают, — недовольно мотнул кудрявой головой Васька.
— Пора браться за ум, парень. Ты так поставь вопрос: чем я хуже других?
Дерзость, промелькнувшая было в зеленых Васькиных глазах, погасла, призадумался, потягивая сигаретку.
— Ладно, пошли, — сказал бригадир. Походя заметил: — Трубу-то не закрывай, а то кабы не угореть.
Удачный выдался день для Васьки Мухина. Принес от Шалаевых старое ватное одеяло и ведро картошки; молока Марья пообещала дать утром. Тронуло Ваську внимание со стороны людей, хотелось отблагодарить их за добро. К этому чувству примешалась досада при виде чужого благополучия, как будто не сам он, а кто-то посторонний был виноват в его судьбе. Уже в сумерках, не включая свет, долго сидел у окна, не без зависти смотрел на новенькие нарядные дома осокинских молодоженов. Видел, как Костя Озеров подогнал трактор, как к нему подошла жена с девочкой на руках. Тоскливо становилось на душе. Хоть бы кошка была в доме или собака. «Почему я не могу жить как они? Чем я хуже других?» — вспомнил он слова бригадира. Видно, настала пора задуматься о жизни, которую он растрачивал беспутно.
Несмотря на то что устал с дороги, на новом месте не спалось. В избе старухи Смирновой он еще чувствовал себя постояльцем, а не хозяином. Сможет ли он стать им? Трудно было ответить и самому себе.
После заседания совета РАПО Алексей Логинов зашел к районному архитектору подписать акты на отвод земельных участков под новое строительство. Снова пришлось поспорить с ним, но подписывать бумаги надо, иначе банк не откроет финансирование.
На улицу вышли вместе с председателем лучшего в районе колхоза «Заветы Ильича» Федором Арсеньевичем Воробьевым. Тот энергично хлопнул по плечу:
— Заглянем к первому: дело есть серьезное.
Кондратьев приветливо поднялся из-за стола, пожал руки.
— Что-то сразу вдвоем? Значит, серьезный вопрос, — сказал он, показывая на стулья.
Логинов и Воробьев сели друг против друга.
— К первому секретарю с несерьезными вопросами ходить нечего, — сказал Воробьев, приглаживая белые седые волосы, не потерявшие упругости. Колоритный мужик, лицо шероховатое, обветренное, брови широкие и жесткие, вразлет.
— Читали областную? — Кондратьев приподнял газету, лежавшую на столе. — Вчера состоялся пленум обкома: Воронцова освободили от обязанностей первого секретаря.