— Едва дождалась, когда ты явишься.
— Что с тобой?
— Угадай. Ни за что не угадаешь!
Немного отстранив жену от себя, Алексей вопросительно смотрел в ее загадочно улыбающееся лицо. Никак не мог догадаться о причине такого настроения Наташи. Нетерпеливо попросил:
— Скажи.
Она снова прильнула к нему, почему-то шепотом, стеснительно произнесла:
— Ребенок будет у нас, Леша!
— Неужели? Не может быть! — совершенно оторопел он.
— Может. Я сегодня ездила к гинекологу.
Он бросил пальто, подхватил Наташу на руки и, ошеломленный невероятной новостью, не знал, верить ли ее словам.
— Наташа, дорогая моя, да разве так бывает? Правда ли? — сомневался он. — Ведь столько времени!..
— Бывает. Она рассказала мне про женщину: та пять лет не рожала, а потом было трое детей.
Алексей продолжал носить Наташу на руках, как будто уже сейчас ее нужно было оберегать от малейших случайностей, которые могли помешать их близкому счастью. Потом долго стояли, обнявшись, стараясь унять радостное смятение и тревогу; Алексею все не верилось в сказанное женой. Говорят, чудес не бывает. Разве это не чудо!
— Милая моя! Милая!.. — тихо приговаривал он, целуя губы, щеки, глаза Наташи.
— Ты у меня хороший-то: сколько терпел…
Наконец, поугомонившись, сели пить чай. Сидели друг против друга, Алексей пристально-влюбленно смотрел на жену, которая в этот вечер была особенно красива: и свободно распущенные перед сном волосы, и светло-карие глаза, излучавшие ласковый свет, — все покоряло его. И опять спрашивал:
— Неужели правда? Не ошиблась ли врач?
— Она опытная, сказала совершенно уверенно. Не переживай, пойдем-ка баиньки.
Пока Наташа готовила постель, Алексей, взбудораженный новостью, вышел на крыльцо. Хотел тотчас побежать к родителям, но они давно спали. Никто еще не знает его радости, и никому не понять, какой праздник творится у него в душе.
Вьюга не унималась. Он не обращал на нее внимания, даже был рад снежной заварухе. Такое было настроение.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Давно не было такой суровой снежной зимы. Как завернули морозы с начала декабря, так и держались третий месяц: ни одной оттепели. А снегу-то намело! Едва успевали торить бульдозером дорогу, она напоминала глубокую траншею, в которой местами не видно было идущую машину. Дома, потонувшие в сугробах, казались низенькими, а сарайки и бани вообще замело по крыши.
Притихло Белоречье. Протарахтит трактор, везущий сено или силос, проедет машина, недолго погомонят, направляясь в школу или возвращаясь из нее, ребятишки… В совхозных мастерских идет ремонт техники, слышен стук металла по металлу, повизгивает токарный станок, мигает огонек сварки. Два раза в день утробно, как бы под землей, гудит на ферме вакуумная установка электродойки. У доярок и скотников нынче больше всех забот, потому что трудная зимовка. Но жизнь есть жизнь, ее не остановишь, будь мороз хоть под сорок градусов.
Первой в доме Логиновых-старших встает и уходит в пять часов утра, потемну, на ферму сноха Тамара, затем — Варвара Михайловна, потому что свою корову тоже надо доить и поить да печку топить. Василий Егорович слышит, как зябко фыркает под умывальником Иван, как, сидя за столом, глухо бубнит он, переговариваясь с матерью. После его ухода в мастерские черед подниматься Василию Егоровичу, и уж в последнюю очередь просыпаются Миша и Олечка.
Василию Егоровичу торопиться некуда: всякое строительство сейчас прекратили, пилорама тоже приостановлена до теплых весенних дней. По хозяйству, конечно, дела всегда найдутся, но день впереди. Не спеша завтракают вдвоем с женой. Поглядывая в окно, Василий Егорович замечает:
— Вон Наташа куда-то побежала.
— Видать, Алексей дома, с ребенком. — Варвара Михайловна приподнимается с лавки, тоже смотрит на сноху. — Все в кожаных сапожках модничает, нет бы валенки носила. Однако за аккуратность ее похвалю. Бывало, придешь к Петровне — пол вечно истоптанный, на подоконниках пыль, сама сидит в каком-нибудь заварзанном халате, будто рыночная торговка. Теперь в медпункте-то все сверкает, лекарства в стеклянной витринке выставлены.
— Уж больно славный парень-то у них — загляденье! Возьмешь на руки — так и прискакивает, гляди того, на ноги встанет.
— Рано еще, в семь-то месяцев. Я уж так рада за них! Всем нам пришлось попереживать, теперь, слава богу, семья устроилась. Даже не верится.
— А мы с тобой, старые дураки, настраивали на развод.
— Был грех, чего уж говорить, — вздохнула Варвара Михайловна.