Памятный выдался день.
Совхоз «Белореченский» лучше, чем в прошлые годы, подготовился к посевной. Казалось, было предусмотрено все: вывезены на поля удобрения, отремонтирована техника, создано безнарядное звено конечной продукции, составлены технологические карты… Но еще раз пришлось убедиться, насколько труд земледельца зависим от природы. Ждали тепла, солнца, а шли дожди, и земля не просыхала, на полях держались лужи, так что невозможно было въехать. Подвела холодная, дождливая весна. Даже черемуха по берегам Сотьмы до сих пор не цвела, не радовала сельских жителей своей буйной кипенью.
Алексей Логинов нервничал, лишился сна. Пытался перегонять технику из одной деревни в другую, но нигде нельзя было по-настоящему подступиться к земле. Из района раздавались требовательные звонки, он понимал, что уходят сроки, а поправить дела не удавалось. В передовых хозяйствах, где полегче почва, посуше поля, хоть и с отставанием против обычных сроков, темпы посевной наращивались. Вспоминался Логинову колхоз «Красная заря»: там начинали весенне-полевые работы одними из первых, потому что поля песчаные, ровные.
И в целом по району и области обстановка складывалась тревожная. На собрании партактива в Покровском Кондратьев строго предупредил всех руководителей хозяйств, что они будут нести персональную ответственность, если не примут надлежащих мер по развертыванию полевых работ. А с него, с секретаря райкома, был свой, особый спрос.
Как-то утром, только он вошел в райком, позвонил Воронцов Михаил Иванович, первый секретарь обкома. В трубке послышался его басовито-отчетливый голос, как будто он находился совсем рядом:
— Алло! Владимир Степанович? Добрый день! Как у вас дела?
— Засеяно три тысячи восемьсот пятьдесят гектаров, или сорок четыре процента плановых площадей. Принимаем все меры, но ежедневная прибавка не более трех-четырех процентов. Поля переувлажненные — не въедешь, вы же знаете наши почвы.
— Знаю. И тем не менее посмотри на календарь — двадцать второе мая! До каких пор будем раскачиваться? Пора заканчивать сев, а ты — сорок четыре процента! Надо давать ежедневную прибавку восемь процентов. В областной сводке строка Покровского района — третья снизу. Любыми способами, выправляйте положение, — требовательно гремел голос Воронцова.
— Михаил Иванович, каждый день — дождь…
— В других районах тоже не вёдро: на погоду ссылаться нечего, мы ее не заказываем. Маневрируйте техникой. Больше организованности, стремления преодолеть трудности. Учти, если в ближайшие дни допустишь отставание, в следующий вторник будем заслушивать на бюро обкома. Давай, действуй…
Положив трубку, Кондратьев некоторое время озадаченно смотрел в окно. Ночью опять шел дождь, сейчас в тучах появились светлые промоины. Надолго ли? Где спряталось солнце? Хоть бы постоял один по-настоящему погожий денек.
Настроение было скверное, не мог оставаться в кабинете. Пошел в гараж, сам завел «уазик» и поехал в «Белореченский». Вначале под колесами шуршал гравий, в обгон и навстречу проносились стремительные КамАЗы-самосвалы, но дальше начались ухабы, которые нелегко было преодолеть даже на вездеходе: совсем разбили дорогу. С трудом добрался до климовского поля.
На опушке стояли два трактора с дисковыми боронами. Трактористы курили. Кондратьев поздоровался с ними, спросил, почему остановились.
— Поле не пускает, — развел руками Николай Баранов. — Вчера сеяли в Еремейцеве, намучились, так сорок семь гектаров и оставили пока незасеянными. Решили здесь попробовать — тоже мало хорошего, земля липнет на диски, забивает их. Трактора-колесники с сеялками еще хуже вязнут.
— Зона рискованного земледелия, — весело поддакнул Сашка Соловьев, блеснув своей белозубой улыбкой.
Кондратьев недовольно глянул на него, дескать, нашел время для шуточек.
— Где Логинов?
— Сейчас должен подъехать.
Подойдя к одному из тракторов, Кондратьев без лишних слов намотал на маховичок пускача шнур и дернул его — раздался оглушающий треск, затем — более редкий и глухой стук двигателя. Трактористы с интересом наблюдали за уверенными действиями секретаря. Широкоплечий, плотный, он, ступив на гусеничный трак, легко поднялся в кабину. Во всей его фигуре чувствовалась крестьянская хватка, он и одеждой не выделялся: кепка, рядовая куртка, яловые сапоги. Привычно взялся за рычаги, тронул трактор.