После работы трое студентов-стройотрядовцев, купив водки, спрятались от посторонних глаз за кладбищенской оградой. Почти в центре нынешнего села, а местечко укромное, кругом непроницаемая зелень. Заводилой у них был некий Алик, смуглолицый кудрявый парень, отличавшийся предприимчивостью. Захмелели, потянуло, как говорится, на подвиги.
— Зреет одна идейка, мужики, — изрек Алик, глядя куда-то на облупившиеся церковные маковки и пошатнувшиеся ржавые кресты. — Занесло нас в самую подходящую глубинку, видали, какие здесь деревни: одни старухи живут.
— Ну и что? — не улавливая намека, спросил конопатый увалень Генка.
— А то — икон полно в этих деревнях. В городе их с руками оторвут: по сотне за штуку без разговоров.
— Ха, даешь! Воровать, что ли?
— Зачем? Полно нежилых домов, в которых иконы попросту пропадают.
— Все равно есть хозяева.
— Где они? В городе. Некоторые избы совсем бесхозные, заросли крапивой.
— Может быть, здесь есть иконы? — кивнул на церковь высокий узкоплечий Вадим.
— Ничего там нет: я уже смотрел. Давайте, мужики, рванем сейчас по деревням, — предложил скорое решение Алик. — Возьмем рюкзаки и — в турпоход!
— Можно прошвырнуться, — согласился Вадим.
Генка шмыгал носом, доедая жесткий пряник. Поразмыслив ответил:
— Я не пойду.
— Как хочешь, без тебя управимся. Длинный, шуруй за рюкзаками, — распорядился Алик. — Фонарь возьми.
Вадим послушно направился в общежитие.
— Хлеб-то не бросал бы, — заметил Генка, когда Алик швырнул за ограду могилы остатки закуски.
— Пустяки! Птички склюют, — отмахнулся приятель. — Ну как, идешь с нами? Чего дрейфить? Занятно будет.
— Искатели приключений.
— Допустим. Невелик грех забраться в брошеный дом.
— Не, я не буду.
— Чудак ты, Генаха!
Генка смотрел в черные, с лукавым блеском глаза Алика и завидовал его решительности. В конце концов присоединился к товарищам: догнал их, когда они тронулись в путь.
Сначала заглянули в Починок, где избы остались совсем без присмотра. Генка поджидал своих однокурсников на улице, пока они, не церемонясь, хозяйничали в избах. Алик вынес прямо в руках с полдюжины книг в потемневших переплетах, положил их на траву перед Генкой:
— Из икон осталось одно барахло: тут до нас побывали, зато смотри, какие старинные книги нашел в одном чулане!
Стали разглядывать книги. Тут были: «Краткая Российская грамматика» послепетровских времен, «Часослов», два «Евангелия», «Толковый молитвенник».
— Вот книжечка-то — цены нет! — Алик поперелистывал толстый «Канонник» в жестком коричневом переплете с медной застежкой. — Смотри, рисованные заставки, текст старославянский!
— А вот это видали?! — в приподнятой руке Вадима золотисто сверкала маленькая иконка.
— Во дает! — изумился Алик. — Ну-к, покажь!
На иконке были изображены Николай Чудотворец и святой Артемий, о чем гласили надписи над их головами. На обороте хорошо сохранилась дарственная надпись:
«Михаилу Тимофеевичу с чадами. Освящена на мощах св. Артемия 1883 г. 24 марта».
— Сто два года назад… — мечтательно произнес Генка.
— Сама-то иконка старше. Маленький шедевр. — Алик положил ее в карман своей куртки.
— Отдай! — потянулся к нему Вадим.
— Слушай, длинный, убери руки! — Алик с усмешечкой зыркнул на приятеля прищуренными глазами. — Еще не то найдем. Айда дальше!
В Еремейцево явились рановато, пришлось скрываться в зарослях мелких тополей, откуда удобно было наблюдать всю деревню. Как назло, две старухи (это были Манефа Озерова и Настасья Сорокина) долго судачили, сидя на лавочке около палисадника.
— Черт бы их побрал! Устроили треп, кивают головами как заведенные, — выругался Алик. — Запоминайте нежилые дома, начнем вот с этого, который ближе.
Старухи наконец разошлись. За темным гребнем ельника погасло солнце, но было еще светло. Едва дождавшись сумерек, наши студенты прокрались к намеченной избе: благо все были в куртках защитного цвета. Генка и на сей раз остался на улице, сидел в высокой траве, настороженно посматривая по сторонам. Возникали покаянные мысли. «Зря связался я с этой затеей, что ни говори, забраться в нежилой дом — тоже воровство, — рассуждал он. — Дернуло меня увязаться за ними! Торчу теперь тут как дурачок! Плюнуть да уйти в село, пока не поздно? На кой черт мне иконы?» Но уйти не хватало решимости. Генка не хотел признаться самому себе, что Алик имеет какую-то власть над ним, да и другие парни его побаиваются.