— Живой? — спросил он с тревогой.
— Живой!.. И, кажется, даже не ушибленный. Что случилось?
— Выходи. Увидишь.
Машина грузно осела на правое заднее колесо, которое было почему-то без ската. Я виновато смотрел на Степана, не понимая, что произошло. Камера спустила? Но скат где?
— Ты не казнись, — сказал Степан. — Это только мы с тобой такую стынь терпим. Резине не под силу. Остекленел скат, развалился.
Только теперь я увидел на обочине дороги наш развалившийся скат и клочья растерзанной камеры.
— Куски соберем. Сдавать надо, а то скажут, пропили, — невесело пошутил мой товарищ.
Мы свалили сухостойную лиственницу. Развели костер. Положили у тепла на брезент запасной скат. Оттаяли хлеб, банку тушенки. Вскипятили чай… Степан был настоящим колымским водителям, то есть человеком, ко всему готовым и все умеющим делать. Мы плотно позавтракали горячим. Тем временем у костра несколько обмяк наш захолодевший скат, и мы благополучно обули машину.
— Зарывайся в сено, — сказал Степан. — Ночью подменишь.
К началу моей второй вахты мы оторвались от Берелеха уже достаточно далеко. К полуночи стало как будто теплее. И небо приподнялось над землей. Высоко-высоко прилепилась окруженная радужным сиянием луна. Она исправно светит в мертвенной тишине. Я знаю, что это обманчивая тишина. Зимняя тайга и сейчас полна жизни. В теплом гнезде, свернувшись кольцом, спит черная колымская белка. Как одеялом, укрылась она пушистым хвостом. Зарылись в снег и дремлют белые куропатки. Может быть, к одной из них быстрым неслышным бегом подобрался горностай, и в эту минуту завершается маленькая таежная трагедия. Отчаянно спасается заяц от настигающей его полярной совы. В глубоком снегу, около своих богатых продовольственных складов, залег до теплой весны бурундук. Где-то тоскует голодный шатун, не нашедший с осени пристанища в берлоге. Даже вечнозеленые листочки брусники берегут до времени животворную силу под снегом… Раздумья снимают напряженность, которой требует тяжелая Колымская трасса.
На рассвете мы съели по куску хлеба с мороженой кетой. Запили завтрак теплым чаем из термоса и поменялись со Степаном местами.
Все у нас сверх ожидания идет отлично. По мере удаления от Берелеха заметно теплеет. Днем февральское солнце просто слепит. Гигантские снежные зеркала отражают море света. Мы надеваем темные очки.
На Стрелке, первый раз за всю дорогу, заночевали в придорожном общежитии. Стрелка — потому, что здесь знаменитая Колымская трасса разветвляется на два уса: один тянется к нам, на северо-запад, другой — в сторону, на Среднекан. По таежным понятиям, здесь начинаются людные места, и мы считаем, что проскочили благополучно. Но в Мяките нас ожидало тревожное сообщение. Дедушкину» Лысину — так озорные первопроходцы окрестили один из трудных горных перевалов — ночью завалило снегом. Правда, уже несколько часов там орудует бульдозер и людей на расчистку подбросили. Мы решаемся двигаться дальше. В случае необходимости сами возьмем в руки лопаты.
На самом изгибе Перевала дорога расчищена, а поодаль, на склоне, около бульдозера, копошится толпа маленьких людей с лопатами. Где-то совсем рядом, слева от нас, курорт Талая — мечта каждого колымчанина, — живописное озеро Галитур, зеленоствольная Осиновая роща. Чудесный оазис, оттаянный в вечной мерзлоте теплом горячих ключей, бьющих из недр земли.
Мы подъехали к дорожникам. На этих маленького роста людях были непривычного покроя долгополые шинели, на головах — малахаи с желтыми звездами. Среди прилежно работавших рядовых надменно расхаживали жидкоусые офицеры с тесаками на ремнях.
Японские пленные!
— Кантуются, — сказал мой товарищ, впрочем, без всякой злобы, — Снежок покидывают. А сколько наших полегло, чтобы этим… снежок кидать, — Помолчав, Степан добавил: — Через время домой отпустим. Чего их кормить понапрасну. Снежок-то кидать мы и сами рады стараться.
…Как давно это было!..
За Дедушкиной Лысиной мы сбросили тулупы. Нам, закаленным берелехской стужей, становилось жарко. Незаметно перешагнули перевалы Яблоновый и Карамкен. Все перевалы, перевалы…
В Палатке (название поселка) заночевали. Через сто километров — Магадан. Я решил побриться, приодеться. Возвращаясь из тайги, старые «волки» отдаленных разведочных партий считали первейшим долгом сражать барышень из управления совершенно европейским видом.