Как я уже говорила, дядя Чарлза являлся здесь очень важным синьором. Он был близок к королю и королеве, тут я впервой увидела живых короля и королеву. У короля оказался огромный-преогромный нос, а у королевы заметно отвисшая нижняя губа. Вот что было странно. Но еще удивительнее было видеть их в королевских золоченых каретах.
Не скажу, чтобы моей ненаглядной все понравилось с самого начала. Ей надо было выбросить из сердца Чарлза, а сердце у нее было очень нежное, и она так любила его. Вот она плакала и плакала, а тут пришло письмо от Чарлза, и он писал, чтобы она была бы поласковее с дядюшкой. Я так и не поняла, почему ей так не понравилось то письмо. Потом старик стал учить ее французскому и итальянскому языкам, возил нас в своей карете и всем показывал мою дорогую доченьку. Он с нее не сводил глаз, предлагал все, что угодно, но она говорила «нет». Она искала собственный путь. А он, чтобы она полюбила его, был с ней так любезен. Моя же душевная дочка, конечно, не могла не быть благодарной любому, кто любил ее, ну и в конце концов все пошло, как надо, и она залезла к старику в постель.
Я вздохнула с облегчением, потому как это был верный признак, что мы застрянем здесь надолго, может, даже на годок, прежде чем возвратимся назад, в Англию, и беспокоиться о будущем пока нет причин. Пусть дочка поживет в свое удовольствие, сказала я себе, она еще так молода.
К ней стал приходить по три раза в день учитель пения, а я иногда сидела в соседней комнате и никак не могла уразуметь, кто же из них поет. Я спросила Валерио, как это мужчина может петь таким тоненьким голоском, а он лишь посмеялся над моим невежеством и сказал, что у учителя отрезали, ну, эти самые штуки, когда он был еще пацаненком, и что здесь так обычно делают хороших певцов, хотя законом и запрещено, но священники берут таких ребят себе в хор. И Валерио коснулся своих, этих самых, штук и перекрестил их. А когда я сказала об этом моей дорогуше, думая, что она, как и я, удивится, она ответила, что и без меня знает и что я должна понять, что мы живем в чужой стране, где много чего отличается от порядков и обычаев в нашей старой доброй Англии, ну и еще сообщила, что ее учитель — знаменитый певец и он сказал ей, что у нее чудесный голос. Но он же ведь не мужчина, настаивала я, он женщина. Ну нет, не согласилась она, этот певец все же мужчина, а некоторые из таких, как он, гоняются за женщинами, а женщины прямо балдеют от них. Но что же он сделает, ежели у него не поднимается этот самый, спросила я. А она только покачала головой и сказала, дескать, ей странно слышать, что я настолько мало знаю про то, как вести себя в постели, и даже не могу вообразить ничего такого. И я должна была признаться, что никогда не встречала мужчин, которые хотели бы чего-то такого, кроме одного, да и то, чтобы поскорее кончить. А она объяснила, что есть еще и такие мужчины, их, правда, немного, которые умеют ублажать женщину так же, как женщина ублажает мужчину. Я ответила, что в жизни не слыхала ничего подобного. А она сказал, что ей жаль, что я не проделывала такое с мужчинами, ну я и отбрила эту девчонку, сказав, что у меня с ее отцом были приятные моменты и мы жили с ним душа в душу, а затем был Джо, ну и еще кое-кто, а потом тот валлиец Кэдоган, который выкрал мое сердце. И сказала также, чтобы она прикусила язык и не дерзила своей старой матери, и хоть она и живет как благородная леди, но должна все-таки помнить, что вышла из простого народа. А дочь ответила, что никогда не забывала, кто она такая, а сейчас лишь поддразнила меня. А я все же подумала, кто же это такой изощренный любовник. На сэра Гарри вроде не похоже, он вечно ходил под мухой. На Чарлза тоже, он всегда тщательно мыл руки, а это не характерно для мужчин. А старый дядюшка хоть и волочился за нею, в постели, видимо, настоящим любовником не был. Но спросить-то я ее не посмела.