Сильвия отвернулась от Филипа с таким видом, словно ее краткий ответ вместил все, что она могла ему сказать. Однако кузен воскликнул:
– Ты ведь не сможешь выбрать сама!
С этими словами он привычным для торговцев движением перемахнул через прилавок.
Не обратив на него внимания, Сильвия притворилась, будто пересчитывает деньги.
– Чего ты хочешь, Сильви? – спросил Филип, в голосе которого наконец послышалась досада, вызванная ее безразличием.
– Я не люблю, когда меня называют «Сильви»; меня зовут Сильвия; а хочу я шерстяную байку для плаща, если тебе так важно это знать.
Эстер вернулась в сопровождении мальчишки-посыльного, помогавшего ей нести огромные рулоны алой и серой ткани.
– Не эту, – сказал Филип мальчишке, отпихивая алую байку ногой. – Ты ведь хочешь серую, не правда ли, Сильви? – добавил он, на правах кузена обращаясь к девушке по имени, которым звал ее с детства, позабыв, что она сказала на сей счет всего пять минут назад.
Однако Сильвия хотела именно алую ткань и была весьма рассержена.
– Алую байку, мисс, прошу вас; не нужно ее уносить.
Эстер взглянула на них обоих, на мгновение задумавшись о том, что их связывает; значит, это и была та самая хорошенькая маленькая кузина, о которой Филип говорил с ее матерью, называя девушку «прискорбно испорченной» и «постыдно невежественной», «хорошенькой маленькой глупышкой» и так далее. Однако Сильвия Робсон весьма отличалась от образа, который Эстер рисовала в воображении, представляя ее моложе, глупее и вполовину не такой живой и очаровательной. Сейчас Сильвия сердито дулась, но это явно не было ее обычным настроением. Девушка увлеченно рассматривала красную ткань, отодвинув серую в сторону.
Филип Хепберн явно был раздосадован тем, что его советом пренебрегли; впрочем, он решил повторить свои слова.
– Это достойный, спокойный цвет, который прекрасно гармонирует с любым другим, – произнес он. – Ты же не настолько глупа, чтобы выбрать ткань, на которой будет заметна каждая капля дождя?
– Мне жаль, что ты торгуешь ни на что не годным товаром, – парировала Сильвия, осознавая выгоду своего положения и, насколько это было возможно, расслабляясь и держась более непринужденно.
Эстер решила вмешаться.
– Он имеет в виду, что ткань потеряет яркость от сырости и влаги, – сказала она. – Однако, как бы там ни было, это хороший товар и цвет поблекнет нескоро. Иначе его бы просто не было в магазине у мистера Фостера.
Филипу не понравилось посредничество между ним и Сильвией, даже столь разумное, и он погрузился в возмущенное молчание.
– Хотя, по правде говоря, серая байка плотнее, – продолжила Эстер, – и будет носиться дольше.
– Мне все равно, – ответила Сильвия, по-прежнему отвергая скучный цвет. – Восемь ярдов, мисс, будьте добры.
– На плащ понадобится не меньше девяти ярдов, – произнес Филип решительно.
– Матушка сказала мне восемь, – отозвалась Сильвия.
В глубине души она осознавала, что мать выбрала бы серый цвет, а потому решила, что должна последовать ее совету хотя бы в том, что касалось количества ткани. Впрочем, девушка решила ни в чем не соглашаться с Филипом.
На улице раздался топот ребенка, бежавшего от реки и возбужденно вопившего. Услышав это, Сильвия забыла и о плаще, и о своем недовольстве; она метнулась к двери магазина. Филип двинулся следом за ней. Эстер, отмерив нужное количество ткани, принялась наблюдать за развернувшейся сценой со спокойно-благожелательным интересом. По улице неслась одна из девчонок, которых Сильвия увидела, когда они с Молли возвращались по причалу на рынок. Довольно хорошенькое личико побелело от возбуждения, грязное платье развевалось, а движения были тяжелыми, но в то же время свободными. Девочка принадлежала к числу самых бедных обитателей морского порта. Когда она приблизилась, Сильвия увидела, что по ее щекам струятся слезы, хотя сама она вряд ли это осознавала. Узнав стоявшую с весьма заинтересованным лицом Сильвию, девочка остановила свой неуклюжий бег и обратилась к красивому созданию, один вид которого вызывал доверие.
– Он отошел от отмели! – воскликнула девочка. – Отошел от отмели! Я должна сказать об этом матери!
Она на мгновение сжала руку Сильвии и, тяжело дыша, снова побежала.
– Сильвия, откуда ты знаешь эту девчонку? – спросил Филип строго. – Она не из тех, кому следует пожимать руку. В порту ее знают как Ньюкаслскую Бесс.
– Ничего не могу поделать, – ответила Сильвия, у которой манеры кузена вызывали еще бо́льшую досаду, чем его слова. – Когда люди радуются, я тоже радуюсь; я протянула ей руку, а она мне – свою. Только подумать, что этот корабль наконец приплыл! Если бы ты видел людей, которые все высматривали и высматривали его, словно боялись умереть до того, как он привезет домой их любимых, ты бы тоже пожал руку этой девчонке, не увидев в этом ничего зазорного. Я впервые встретила ее полчаса назад на пристани и, быть может, никогда больше не увижу.