– Что ж, как я и говорил, Монксхэйвен стал похож на гнездо ос, снующих туда-сюда и жужжащих так, как они никогда еще не жужжали, причем каждая – с выпущенным жалом, готовая излить свою ярость и утолить жажду мести. Женщины и так кричали да плакали на улицах, а тут – Господи помоги! – еще и суббота наступила и все стало хуже некуда! Ведь всю пятницу люди зря прождали «Счастливого случая», поскольку, когда прибыла «Решимость», моряки сказали, что корабль отошел от мыса Сент-Эббс-Хед еще в четверг; жены и девицы, чьи мужья и возлюбленные были на борту «Счастливого случая», все глаза проглядели, ведь на севере из-за тумана и дождя было не видно ни зги; когда же во второй половине дня начался прилив, а от судна по-прежнему не было ни слуху ни духу, люди принялись гадать, не боится ли оно причалить из-за тендера – которого, кстати, тоже нигде не было видно – или же с ним что-то случилось. Перепачканные, промокшие насквозь, бедняжки отправились обратно в город; некоторые тихо плакали, словно у них болело сердце; другие, пригнув головы от ветра, направились домой, ни на кого не глядя и ни с кем не разговаривая; заперевшись на засовы, они приготовились провести ночь в ожидании. В субботу утром – а ты ведь помнишь, что в субботу утром погодка была препаршивая, штормовая да ветреная, – люди вновь стояли на причале и смотрели во все глаза, и с приливом «Счастливый случай» действительно показался у отмели. Но отправившиеся к нему на лодке акцизные чиновники отослали лодочников обратно с новостями. Моряки добыли немало жира и кучу ворвани. Но флаг корабля висел под дождем, приспущенный до середины мачты в знак траура и печали, ведь у них на борту был мертвец – человек, который при жизни был силен как бык. Второй находился на грани жизни и смерти, а еще семерых не было, ведь их забрали вербовщики. Тот фрегат, о котором говорили, что он стоит у Хартлпула[16], прознал от тендера о «Счастливом случае» и захватил в четверг наших моряков; затем «Аврора» – так называется этот фрегат – отправилась на север; «Решимость» заметила ее в девяти лье от мыса Сент-Эббс-Хед, и команда, по виду распознав в ней военный корабль, решила, что она здесь, чтобы похищать людей во имя короля. Я собственным глазами видел раненого, и он выживет. Выживет! Человек еще никогда не умирал с такой жаждой мести. Он едва мог говорить, ведь рана была серьезной, но то и дело багровел, пока старший помощник с капитаном рассказывали мне и остальным, как «Аврора» пальнула по ним и как ни в чем не повинный китобоец стал поднимать флаги, но еще до того, как они взвились, прозвучал второй залп, едва не попавший по вантам, после чего шедший из Гренландии против ветра корабль взял курс на фрегат; но команда знала, что они имеют дело со старой лисой, способной на любую пакость, и Кинрейд (это тот, который сейчас умирает, но не умрет, вот увидите), главный гарпунер, скомандовал людям спуститься в трюм и задраить люки, а сам остался с капитаном и старпомом на палубе, чтобы без особых почестей поприветствовать гостей с «Авроры», что гребли к ним на шлюпке…
– Будь они прокляты! – выдохнул Дэниел, обращаясь к самому себе.
Сильвия стояла, жадно вслушиваясь; она держала на весу горячий утюг, не осмеливаясь передать его Донкину из страха, что это заставит портного прервать свой рассказ, но и не решаясь поставить обратно на огонь, ведь это могло напомнить Гарри о его работе, о которой тот, увлекшись собственным повествованием, совсем позабыл.
– Что ж! До корабля они добрались очень быстро и высыпали на борт, как саранча; капитан говорит, что видел, как Кинрейд спрятал свой китобойный нож под куском парусины, и понял, что тот что-то задумал, однако не стал его останавливать, как не сделал бы этого, если бы гарпунер вознамерился убить кита. Стоило людям с «Авроры» оказаться на борту, как один из них тотчас же метнулся к штурвалу; по словам капитана, он почувствовал себя так, словно кто-то поцеловал его жену. «Однако затем, – говорит он, – я подумал обо всех тех людях, что спрятались в трюмах, вспомнил о жителях Монксхэйвена, которые высматривали нас в это самое время, и сказал себе, что буду говорить с ними вежливо столько, сколько смогу, и лишь затем возьмусь за китобойный нож, ярко поблескивавший из-под куска парусины». Так что речь его была честной и вежливой, хоть он и видел, что они приближаются к «Авроре», а «Аврора» приближается к ним. Капитан военного корабля вместо приветствия грубо заорал в рупор: «Прикажите своим людям выйти на палубу!» Капитан китобойца говорит, что услышал, как его люди крикнули ему снизу, что ни за что не сдадутся без кровопролития, и увидел Кинрейда, зарядившего свой пистолет и в любой момент готового выстрелить; он сказал флотскому капитану: «Мы защищенные законом люди, занимавшиеся промыслом в Гренландском море, и вы не имеете права чинить нам препятствия». Но флотский капитан заорал еще громче: «Прикажите своим людям выйти на палубу! Если они вам не подчиняются и вы утратили контроль над своим судном, то я посчитаю, что у вас на борту случился мятеж, и вы сможете подняться на борт „Авроры“ с людьми, которые изъявят желание за вами последовать, а по остальным я открою огонь». Каков, а? Хотел обставить все так, будто капитан не мог справиться с собственным кораблем, а он ему помогал. Но наш шедший из Гренландии капитан не робкого десятка. Он сказал: «На корабле полно жира, и я предупреждаю вас о последствиях стрельбы по нему. Как бы там ни было, пират вы или нет (слово «пират» встало комом у него в горле), а я – честный монксхэйвенец и иду из краев огромных айсбергов и многочисленных смертельных опасностей, но где, слава богу, нет никаких вербовщиков, коими, как я понимаю, вы являетесь». Так он передал мне сказанное, хоть я и не уверен, что в тот миг он говорил с такой же смелостью; все это точно было у него на уме, но, возможно, благоразумие взяло верх, ведь он, по его словам, всей душой молился о том, чтобы любой ценой доставить груз владельцам в целости. Что ж, люди с «Авроры», забравшись на борт «Счастливого случая», громко спросили, могут ли они стрелять в люки, чтобы заставить таким образом команду выйти на палубу; тогда заговорил гарпунер, сказав, что встанет у люков, что у него есть два добрых пистолета и еще кое-что и что на его собственную жизнь ему наплевать, ведь он холостяк, а в трюме у всех есть семьи, и что он прикончит первых двоих, кто сунется к люкам. В общем, мне сказали, что он прикончил двоих, которые туда сунулись, и сразу же нагнулся за китобойным ножом, большим, как серп…