Глава VI. Похороны моряка
Дом семейства Корни, называвшийся Мшистый Уступ, был местом, погруженным в хаос и начисто лишенным комфорта. Чтобы добраться до его двери, вам нужно было, словно по болоту, пройти по грязному двору, состоявшему, казалось, из сплошных луж да навозных куч. В главной комнате в любой день недели над огнем сушилась одежда: какой-нибудь член этой беспорядочной семьи постоянно достирывал что-то, что забыли постирать в надлежащий день вместе с остальным платьем. Иногда грязные вещи валялись на неопрятной кухне, одна из дверей которой вела в комнату, служившую одновременно и гостиной, и спальней, а другая – в маслодельню, единственное чистое место в доме. Напротив входной двери располагалась судомойня. И все же, несмотря на весь этот беспорядок, не возникало впечатления, будто дом принадлежал беднякам: Корни были по-своему богаты в том, что касалось домашней птицы, скота и детей; грязь и суета, присущая неорганизованному труду, стали для них привычными и не мешали им. Обитатели Мшистого Уступа были беззаботны и веселы; миссис Корни и ее дочери радовались гостям в любое время и готовы были присесть и посплетничать хоть в десять часов утра, хоть в пять пополудни вечера, несмотря на то что с утра в доме всегда было полно всевозможной работы; к концу же дня фермерские жены и дочери обычно «приводили себя в порядок», или, как говорят нынче, принаряжались. Разумеется, Сильвия здесь была желанной гостьей. Она была молоденькой, красивой, оживленной и, подобно свежему бризу, делала атмосферу приятнее. Вдобавок Белл Робсон так высоко задирала нос, что визит ее дочери был чем-то вроде знака расположения, ведь мать позволяла Сильвии посещать далеко не все дома.
– Садись же, садись! – воскликнула Дейм Корни, смахивая передником пыль с табуретки. – Полагаю, Молли скоро вернется. Она пошла в сад, чтобы взглянуть, достаточно ли уже нападало яблок, чтобы испечь пирог для парней. Нет ужина лучше, чем яблочный пирог с патокой и хрустящей корочкой, да только вот яблок мы еще не собрали.
– Если Молли в саду, я схожу за ней, – сказала Сильвия.
– Что ж, посекретничайте, девицы, посплетничайте о своих сердечных дружках, – отозвалась миссис Корни с понимающим видом, за который Сильвия в тот миг едва ее не возненавидела. – Я все понимаю: сама еще молодость не забыла. Но осторожней: прямо у задней двери большая грязная лужа.
Однако Сильвия к тому моменту уже добежала до середины еще более грязного, чем передний – если такое вообще возможно, – заднего двора и миновала маленькую калитку, ведущую в сад. Тут было множество старых сучковатых яблонь с поросшими серым лишайником стволами, в которых хитрые зяблики весной устраивали гнезда. Гнилые ветви никто не спиливал, и они, пусть уже и неспособные плодоносить, создавали над головой тенистый полог; мокрая трава росла длинными, путавшимися под ногами пучками. На старых серых деревьях до сих пор висел неплохой урожай розовых яблок; более румяные плоды виднелись то тут, то там среди зарослей нестриженой зеленой травы. Несомненно созревшие, но при этом не собранные плоды озадачили бы любого, кто был незнаком с членами семейства Корни, для которых если и не заповедью, то неписаным законом было никогда не делать сегодня того, что можно было отложить на завтра; вот почему яблоки падали с деревьев от первого порыва ветра и гнили на земле, пока «парням» не захочется пирога на ужин.
Завидев Сильвию, Молли поспешила к ней через сад, путаясь в густой траве.
– Не думала, девонька, что ты придешь в такой день! – сказала она.
– Так ведь совсем уже прояснилось, – ответила Сильвия, глядя на спокойное вечернее небо, видневшееся сквозь переплетение ветвей. Небо было нежно-серого цвета, слегка тронутого розовым оттенком заката, сулившего тепло. – Прошел дождь, и я решила посоветоваться с тобой о том, как сшить плащ; Донкин работает у нас дома, и я хотела разузнать у тебя все насчет… ну, знаешь, насчет новостей.
– Каких новостей? – спросила Молли.
Несколько дней назад ей довелось услышать историю о «Счастливом случае» и «Авроре», но, по правде говоря, все это совершенно вылетело у нее из головы.
– Ты разве не знаешь о вербовщиках и китобойце, о большой драке и о Кинрейде, своем кузене, что повел себя так храбро и славно и теперь лежит на смертном одре?
– О! – сказала Молли, поняв, о каких «новостях» идет речь, и слегка удивившись пламенному тону своей маленькой подружки. – Да, я слышала об этом несколько дней назад. Но Чарли вовсе не лежит на смертном одре, ему уже гораздо лучше; мать говорит, что на следующей неделе его перевезут сюда, чтобы мы могли за ним ухаживать; да и воздух здесь получше, чем в городе.