Там же лежали и многие поколения мертвых, ведь церковь стояла в Монксхэйвене с того самого дня, как он стал городом, а значит, могил в ее дворе было немало. Капитаны, мореплаватели, судовладельцы, рядовые матросы: казалось странным, как мало людей других профессий было погребено под этими могильными камнями. То тут, то там виднелось надгробие, воздвигнутое оставшимся в живых членом огромной семьи, бо́льшая часть которой погибла в море. «Пропали без вести в Гренландском море». «Потерпели кораблекрушение на Балтике». «Потонули у берегов Исландии». При взгляде на них возникало странное чувство, словно холодные морские ветра приносили с собой туманные фантомы моряков, сгинувших вдали от дома и освященной земли, где лежали их праотцы.
Каждый пролет ступеней, ведших к погосту, венчала маленькая площадка с установленной на ней деревянной скамьей. В то воскресенье все они были заняты пожилыми людьми, у которых перехватывало дыхание от непривычного подъема. Церковная лестница, как называли ее местные жители, была видна из любой части города, и фигуры поднимавшихся по ней прихожан, выглядевших на расстоянии совсем крохотными, сделали холм похожим на суетливый муравейник еще задолго до дневного богослужения. Все, кто был способен одолеть подъем, добавили к своему наряду в знак траура что-то черное; это могли быть совсем небольшие предметы вроде старой ленты или траурной повязки, однако они были у каждого, включая маленьких детей, сидевших на руках у матерей и невинно сжимавших в маленьких ручках веточки розмарина, что затем будут брошены в могилу «для воспоминания». Это был день похорон Дарли, моряка, застреленного вербовщиками в девяти лье от мыса Сент-Эббс-Хед, которого должны были предать земле в час, привычный для похорон горожан победнее, сразу после вечерней службы; проводить Дарли в последний путь собрался весь город, не считая разве что больных и тех, кто за ними ухаживал, ведь остальные почитали своим долгом отдать последние почести человеку, которого они сочли жертвой преднамеренного убийства. Все как один корабли в гавани стояли с приспущенными флагами; члены их команд шагали по Хай-стрит. Честные жители Монксхэйвена, возмущенные посягательством на их суда и полные сочувствия к семье, лишившейся сына и брата почти на пороге дома, пришли на похороны огромной толпой, так что у Сильвии не было недостатка в фасонах для ее плаща; впрочем, в голове у девушки роились мысли, гораздо более приличествовавшие случаю. Непривычно суровые и торжественные выражения лиц окружающих повлияли и на нее. Она ничего не отвечала на замечания Молли по поводу нарядов и внешнего вида тех, кто обратил на себя ее внимание. Замечания эти были до того неприятны Сильвии, что едва не приводили ее в бешенство; и все же Молли проделала всю дорогу до монксхэйвенской церкви ради нее, а значит, заслуживала того, чтобы к ней отнеслись с терпением. Девушки вместе со многими другими поднимались по ступеням; даже на площадках между пролетами, обычно становившихся средоточием сплетен, люди говорили очень мало. На море не было видно ни единого паруса, из-за чего оно казалось торжественно-безжизненным, словно желало соответствовать тому, что происходило на суше.
Старая церковь была построена в нормандском стиле; низкая и массивная снаружи, внутри она была настолько просторной, что в обычные воскресенья заполнялась едва ли на четверть. Ее стены портили многочисленные мемориальные доски из черного и белого мрамора с типичными для прошлого столетия украшениями в виде плакучих ив, урн и склоненных фигур; впрочем, кое-где между ними виднелись корабли с раздутыми парусами и якоря, отражавшие портовый характер городка и привносившие в интерьер некоторую оригинальность. Деревянных элементов тут не было – вероятно, церковь лишилась их тогда же, когда был разрушен стоявший по соседству монастырь. Для семей наиболее богатых судовладельцев были предусмотрены большие квадратные кабинки с обитыми зеленым сукном сиденьями и именами, написанными белыми буквами на дверях; жесткие сиденья поменьше предназначались для местных фермеров и торговцев; также в церкви стояли многочисленные тяжелые скамьи из дуба, которые несколько человек могли перенести поближе к кафедре. Именно там Молли с Сильвией их и обнаружили; шепотом обменявшись несколькими фразами, девушки уселись на одну из таких скамей.