Эстер продолжила путь, зашагав по склону холма к расположенному внизу городу. Остальные медленно двинулись в противоположном направлении. Какое-то время они шли в молчании, однако затем тишину нарушила Сильвия:
– Какая же она хорошая!
– Да, это правда, – с теплотой в голосе отозвался ожидавший подобной реакции Филип. – И никто, кроме нас, живущих с ней под одной крышей, об этом не знает.
– Ее мать ведь старая квакерша, не так ли? – поинтересовалась Молли.
– Элис Роуз входит в общество Друзей, если ты об этом, – ответил Филип.
– Да-да, некоторые люди особенные. А Уильям Коулсон – квакер… то есть один из Друзей?
– Да; все они – очень хорошие люди.
– Батюшки! Поверить не могу, что ты беседуешь с грешницами вроде нас с Сильвией, регулярно встречаясь с такими примерами добродетели, – сказала Молли, до сих пор не простившая Филипа за то, что он усомнился в способности Кинрейда убить. – Не правда ли, Сильвия?
Но Сильвия была слишком напряжена для того, чтобы подтрунивать. Быть может, она и пришла в церковь с гораздо более легкомысленным намерением, чем участие в общей молитве, думая лишь о своем плаще, однако, спускаясь по длинной лестнице и взирая на извечное море и древние холмы, являвшие собой разительный контраст со скоротечностью человеческого существования, девушка чувствовала, что на нее внезапно обрушилось осознание реальности жизни и смерти. Ее переполняло торжественное чувство, и она гадала о том, куда отправляются души после смерти, с чувством, к которому примешивался детский страх, что ее душе там места может не хватить. Сильвия представить себе не могла, как людям вновь удается веселиться после похорон. Потому она ответила подруге серьезно и слегка невпопад:
– Интересно, была бы и я такой же хорошей, если бы входила в общество Друзей?
– Просто отдай мне свой плащ, когда станешь квакершей; им нельзя носить красное, так что тебе он будет ни к чему.
– Думаю, ты и так хороша, – произнес Филип мягко – но со сдержанной нежностью, чтобы не смутить девушку.
Были ли тому виной слова Молли или же на Сильвию повлиял тон ее кузена, однако она притихла; впрочем, ни у одного из ее спутников настроение не соответствовало ее собственному, так что причиной молчания Сильвии, скорее всего, стали они оба.
– Люди говорят, Уильям Коулсон заглядывается на Эстер Роуз, – произнесла Молли, выведывавшая в Монксхэйвене свежие сплетни.
Эта фраза прозвучала как утверждение, однако тон был вопросительным, и Филип ответил:
– Да, думаю, она очень ему нравится; но Уильям такой тихоня, что на его счет никогда нельзя быть в чем-то уверенным. Однако, полагаю, Джон и Джеремайя были бы рады их браку.
Наконец они дошли до очередного перелаза; он уже несколько минут стоял перед мысленным взором Филипа, однако молодой человек был единственным из троицы, осознававшим, что он настолько близко; перелаз вел к Мшистому Уступу, в то время как дорога уходила через поля вниз, к Хэйтерсбэнку. Здесь Филипу и Сильвии предстояло расстаться с Молли и продолжить путь вдвоем – чудесная прогулка, которую молодой человек всегда старался сделать как можно продолжительнее. Сегодня ему очень хотелось продемонстрировать кузине свое сочувствие в меру собственного понимания того, что творилось у нее в голове; но как разобраться в хитросплетении многочисленных мыслей, роившихся в этом невидимом вместилище? В решимости изо всех сил стараться быть хорошей и всегда думать о смерти, дабы то, что сейчас казалось невозможным, стало явью – «чтоб смерти приход не страшней был, чем сон после долгих забот»[23]; в нежелании, чтобы Филип провожал ее до дома; в попытках понять, действительно ли главный гарпунер убил человека (мысль об этом заставляла Сильвию содрогаться и в то же время наполняла каким-то отвратительным восторгом, из-за которого она в воображении вновь и вновь возвращалась к высокой изможденной фигуре Чарли Кинрейда, пытаясь вспомнить его лицо); в ненависти и желании отомстить вербовщикам, желании столь сильном, что оно вступало в прискорбное противоречие с намерением быть хорошей. Все эти мысли, вопросы и фантазии вертелись в мозгу Сильвии подобно вихрю и в конце концов заставили ее нарушить молчание.
– Сколько миль отсюда до Гренландского моря? Я имею в виду, сколько туда плыть?
– Не знаю. Дней десять… Две недели… Может, больше. Я спрошу.