– О! Отец мне все расскажет. Он бывал там много раз.
– Послушай, Сильви! Тетушка сказала, что этой зимой я должен научить тебя писать и считать. Я могу приступить к этому прямо сейчас. Будем заниматься по вечерам, пару раз в неделю. С наступлением ноября магазин будет рано закрываться.
Сильвии не нравилось учиться, и ей не хотелось, чтобы Филип был ее наставником, поэтому она ответила сухо:
– На это уйдет немало свечей; матери это не понравится, а я не могу выводить буквы в темноте.
– Об этом не волнуйся. Я могу приносить с собой свечу, которая все равно горела бы в моей комнате в доме Элис Роуз.
Поняв, что предлог не сработал, Сильвия стала искать другой.
– У меня так сводит руку от письма, что на следующий день я не могу шить, а отцу очень нужны рубахи.
– Сильвия, я буду учить тебя географии и рассказывать всякие интересные истории о странах, изображенных на карте.
– А на карте есть арктические моря? – спросила девушка уже с бо́льшим интересом.
– Да! И Арктика, и тропики, и экватор, и небесный экватор; мы с тобой совершим настоящее кругосветное путешествие; один вечер мы будем заниматься письмом и счетом, другой – географией.
Филип говорил с вдохновением, а вот Сильвию вновь охватило безразличие.
– Я не школярка; как по мне, то я такая тупица, что учить меня – пустая трата времени. Вот Бетси Корни, младшая сестренка Молли и третья дочь в семье, стоит твоих усилий. Никогда не видела девчонки, которую было бы так сложно оторвать от книг.
Если бы Филипа не оставило хладнокровие, он притворился бы, что его заинтересовало предложение сменить ученицу, после чего Сильвия, возможно, пожалела бы о сказанном. Однако молодой человек был слишком оскорблен и забыл о хитрости.
– Тетушка просила подучить тебя, а не соседскую девчонку.
– Что ж, надо так надо; но я бы скорее предпочла, чтобы меня выпороли – и дело с концом, – ответила Сильвия весьма невежливо.
Мгновение спустя она пожалела о своем гневном ответе и подумала, что, если она вдруг умрет этой ночью, ей бы не хотелось почить, будучи со всеми в ссоре. Мысль о внезапной смерти не оставляла ее с самых похорон. Поэтому Сильвия инстинктивно выбрала наилучший способ преодолеть намечавшуюся враждебность и взяла за руку Филипа, шагавшего рядом с ней с угрюмым видом. Впрочем, девушка слегка испугалась, почувствовав, как крепко он сжал эту руку и что ей не удастся ее высвободить, не подняв «шума», как Сильвия мысленно это называла. Они шли, держась за руки, до самой двери фермы Хэйтерсбэнк – обстоятельство, которое не могла не отметить Белл Робсон, сидевшая на подоконнике с раскрытой Библией на коленях. Женщина читала вслух сама себе, однако к тому времени было уже слишком темно, чтобы можно было продолжать, а потому она стала всматриваться в сгущавшиеся сумерки; при виде дочери и Филипа, шагавших к дому, на ее лице появилось удовлетворение.
– Об этом-то я и молилась день и ночь, – сказала себе Белл.
Впрочем, когда она зажгла свечу, чтобы встретить Сильвию и племянника, выражение ее лица нельзя было назвать слишком уж радостным.
– Где отец? – спросила Сильвия, обводя комнату взглядом в поисках Дэниела.
– Он ходил в кирк-мурсайдскую церковь, чтобы, как он говорит, мир повидать, а потом отправился пасти скот: ему уже лучше, а значит, настал черед Кестера отдохнуть.
– Я сказал Сильвии, – произнес Филип, чей разум все еще был полон мыслей о его чудесном плане, а рука по-прежнему ощущала прикосновение кузины, – что буду ее наставником и стану приходить по вечерам дважды в неделю, чтобы учить ее письму и счету.
– И географии, – вставила девушка.
«Коль уж мне предстоит изучать то, что меня совершенно не интересует, – добавила она мысленно, – то я выучу и то, что мне хочется знать – о Гренландском море и о том, как далеко оно отсюда».
В тот самый вечер трое похожих друг на друга людей сидели в маленькой аккуратной комнатке, окна которой выходили в закрытый дворик дома, расположенного с холмистой стороны монксхэйвенской Хай-стрит – мать, ее единственная дочь и молча обожавший эту дочь юноша, который нравился Элис Роуз, однако не самой Эстер.
Вернувшись домой, Эстер постояла пару минут на маленьких ступенях, таких же белоснежных, как и все это безупречно чистое здание. Дом этот был расположен так, что его пришлось выстроить странно угловатым и асимметричным, дабы внутрь проникало достаточно света; он находился в отдаленном и темном уголке города, что могло бы послужить оправданием неопрятности. Однако маленькие оконные стекла ромбовидной формы были кристально прозрачными, и росшая на подоконнике и источавшая сладкий аромат герань достигла поистине огромных размеров, хоть и цвела нечасто. Листья ее наполнили воздух благоуханием, едва Эстер собралась с силами для того, чтобы открыть дверь. Быть может, причина этого заключалась в том, что молодой квакер Уильям Коулсон раздавил один из этих листьев в пальцах, ожидая следующих слов Элис, которые должен был записать. Женщина, выглядевшая так, словно ей, несмотря на старость, оставалось прожить на этом свете еще немало, торжественно диктовала свою последнюю волю и завещание.