– Где девчонка? – спросил Робсон, пожав руку Кинрейду и обменявшись парой слов с ним и миссис Корни. – Она принесла корзинку с колбасами, приготовленными моей женушкой, – а та по колбасам мастерица; готов поспорить, что равной ей не сыскать во всей округе!
В отсутствие жены Дэниел готов был хвалить ее, чего ни за что не стал бы делать при ней. Однако Сильвия, быстро смекнув, как миссис Корни может истолковать такую похвалу кулинарных талантов ее матери, выступила из тени со словами:
– Матушка подумала, что вы, возможно, еще не забили свинью, а колбасы всегда по вкусу тем, кто нездоров, и…
Девушка могла бы продолжать еще долго, однако почувствовала на себе полный теплоты и восхищения взгляд Кинрейда. Она замолчала, и заговорила миссис Корни.
– В этом году мне не из чего было готовить колбасы, иначе я могла бы с кем угодно посостязаться в этом умении. Йоркширские окорока славятся повсюду, и я ни одной женщине не позволю сказать, что она делает колбасы лучше меня. Но, как я и сказала, мне не из чего было их готовить, ведь наш кабанчик, которого я откармливала и всячески холила, который сейчас весил бы четырнадцать стоунов[27] и ни унцией меньше и который знал меня не хуже любого христианина, тот самый кабанчик, которому я сейчас перед вами воздала такую хвалу, забился в припадке за неделю до Дня святого Михаила да и помер, словно в насмешку надо мной; а следующий не будет готов к забою еще полтора месяца. Так что я очень признательна вашей женушке – как, уверена, и Чарли, пусть он и пошел на поправку с тех пор, как мы стали его здесь выхаживать.
– Мне уже гораздо лучше, – сказал Кинрейд. – В ближайшее время я снова смогу задать вербовщикам трепку.
– Но люди говорят, что они покажутся на этом побережье еще нескоро, – отозвался Дэниел.
– Мне сказали, что они отправились в Халл, – произнес Кинрейд. – Но вербовщики – хитрые мерзавцы и могут вернуться в самый неожиданный момент. И вернутся.
– Погляди! – сказал Дэниел, демонстрируя искалеченную руку. – Вот цена, которую мне пришлось заплатить за то, чтобы не участвовать в Американской войне.
И он начал хорошо известную Сильвии историю: Робсон рассказывал о том, как искалечил себя, чтобы избежать вербовки, каждому новому знакомому, признавая, что навредил себе не меньше, чем вербовщикам, ведь ему пришлось оставить море, в сравнении с которым жизнь на суше – сплошная скука. Он не успел дослужиться до звания, при котором неспособность взбираться на мачту, метать гарпун или стрелять из пушки не имела бы большого значения, так что Дэниелу следовало бы быть благодарным за то, что кстати полученное наследство позволило ему стать фермером, однако в его глазах это было унижением. Но общение с моряками согревало ему душу, о чем Дэниел и сказал главному гарпунеру, сопроводив эти слова настойчивым приглашением посетить Хэйтерсбэнк в любое удобное время, коль уж Кинрейд все равно пока что вынужден оставаться на суше.
Сильвия, притворяясь, будто секретничает с Молли, на самом деле внимательно прислушивалась к беседе отца с гарпунером; услышав, как Дэниел пригласил Кинрейда к ним в гости, девушка еще больше навострила уши.
– Я очень вам благодарен, – ответил Чарли, – и, быть может, однажды вечером и в самом деле к вам загляну; но, как только мне станет лучше, я сперва должен буду повидаться со своими родичами, которые живут в Каллеркоутсе, что находится неподалеку от Ньюкасла-на-Тайне.
– Что ж! – произнес Дэниел, вставая; этим вечером он был необычно сдержан в том, что касалось выпивки. – Ты повидаешься с ними, обязательно повидаешься! А если заглянешь ко мне – я буду счастлив тебя видеть. У меня нет мальчишек, которые составили бы мне компанию, – лишь одна-единственная дочь. Сильвия, иди сюда, покажись этому юноше!
Сильвия выступила вперед, красная как роза, и Кинрейд тут же узнал в ней хорошенькую юную девушку, что так горько плакала на могиле Дарли. С моряцкой галантностью он встал, а она застенчиво замерла рядом с отцом, едва смея поднять свои огромные нежные глаза, чтобы взглянуть гарпунеру в лицо. Чарли все еще вынужден был опираться на стол, чтобы устоять на ногах, однако Сильвия отметила, что он выглядит гораздо лучше, чем раньше, – более молодым и не таким изможденным. Его лицо было круглым и выразительным, кожа – обветренной и загорелой, пусть в тот миг Чарли и выглядел бледным, а живые проницательные глаза и вьющиеся, почти курчавые волосы были темными. Кинрейд улыбнулся Сильвии, сверкнув белыми зубами, – приятная дружеская улыбка узнавания; впрочем, при виде нее девушка покраснела еще сильнее и опустила голову.
27
Стоун – традиционная британская единица измерения массы, равная 14 фунтам, или 6,35 кг.