Кроме того, Дэниел был полон ура-патриотизма, пусть и не знал, за что сражались англичане. Впрочем, в те дни любой истинный патриот был рад войне с французами по любому поводу или даже без оного. Сильвию с матерью такие высокие материи не занимали: местные новости – например, кража яблок из знакомого им сада в Скарборо[30] – интересовали их гораздо больше, чем битвы Нельсона в северных морях.
Филип читал газету высоким, неестественным голосом, лишавшим слова реального содержания; ведь даже знакомые выражения становятся незнакомыми и не передают никаких идей, если произносить их натужно или манерно. Филип в некоторой мере был педантом, однако педантичность его отличалась простотой, которую не всегда встретишь у самоучек и которая способна вызвать интерес у любого, кто знал, каких трудов стоило этому молодому человеку получить знания, которыми он так гордился; Филип читал латинские фразы с такой легкостью, словно они были написаны на английском, с удовольствием выговаривал многосложные слова, пока внезапно краем глаза не заметил, что Сильвия сидит, откинув голову назад, открыв хорошенький розовый ротик и закрыв глаза; иными словами, девушка уснула.
– Ай! – сказал фермер Робсон. – Чтение и меня едва не усыпило. Мать разозлилась бы, если бы я сказал тебе, что ты заслужил поцелуй; но во времена своей молодости я бы поцеловал уснувшую хорошенькую девушку прежде, чем ты успел бы сказать «Джек Робисон»[31].
Услышав эти слова, Филип задрожал и взглянул на тетушку. Одобрения с ее стороны он так и не дождался; впрочем, она встала и, притворившись, будто ничего не слышала, помахала племяннику рукой и пожелала ему доброй ночи. От скрежета передвигаемых по каменному полу стульев Сильвия открыла глаза, сконфуженная и раздосадованная смехом отца.
– Ай, девочка! Славно ты это придумала – уснуть в присутствии молодого парня. Филип-то, небось, уже размечтался.
Залившись краской, Сильвия обернулась к матери, пытаясь прочесть что-нибудь по ее лицу.
– Отец просто шутит, – произнесла та. – У Филипа очень хорошие манеры.
– Ему же лучше, – отозвалась Сильвия, сердито сверкнув глазами на кузена. – Ведь, прикоснись он ко мне, я бы никогда больше слова ему не сказала.
Впрочем, она все равно выглядела глубоко оскорбленной.
– Фу-ты ну-ты! Девицы нынче такие недотроги; в мое-то время они не видели в поцелуе ничего страшного.
– Доброй ночи, Филип, – сказала Белл Робсон, сочтя этот разговор неподобающим.
– Доброй ночи, тетушка; доброй ночи, Сильви!
Однако Сильвия повернулась к кузену спиной, и он едва сумел выдавить из себя пожелание доброй ночи Дэниелу, спровоцировавшему столь неприятное окончание вечера, который до этого был таким славным.
Глава IX. Главный гарпунер
Несколько дней спустя фермер Робсон отправился покупать лошадь; он вышел из дома спозаранку, ведь путь был неблизкий. У Сильвии и Белл было много работы по дому, и ранний зимний вечер едва не застал их врасплох. Даже в наши дни стоит только сумеркам сгуститься, как сельские жители собираются всей семьей в одной комнате и принимаются за какую-нибудь сидячую работу; во времена же, о коих повествует моя история, когда свечи стоили гораздо дороже, чем сегодня, и когда зачастую одну свечу зажигали для нужд всей семьи, это было еще больше в обычае.
Усевшись, мать с дочерью почти не разговаривали. Веселое постукивание вязальных спиц создавало ощущение домашнего уюта; в те же моменты, когда мать впадала в дремоту, Сильвия вслушивалась в шум волн, разбивавшихся о подножия скал далеко внизу, ведь благодаря рельефу лощины Хэйтерсбэнк сердитый рокот прилива доносился далеко вглубь суши. Около восьми – хотя из-за монотонности вечера могло бы показаться, что было уже гораздо позднее, – девушка услышала тяжелую поступь отца на усыпанной галькой дорожке. Необычным было то, что он беседовал с каким-то спутником.
Охваченная любопытством и готовая тут же откликнуться на любое событие, способное нарушить монотонность, которая уже начинала вгонять ее в уныние, Сильвия метнулась к двери и распахнула ее. Одного взгляда в серую тьму ей было достаточно, чтобы внезапно ощутить смущение; девушка отступила за только что открытую дверь, в которую вот-вот должны были войти ее отец и Кинрейд.
Дэниел Робсон был радостным и громогласным. Довольный своей покупкой, он отметил ее, пропустив пару стаканчиков. Приехав в Монксхэйвен на недавно купленной кобыле, Дэниел оставил ее до утра у кузнеца, дабы тот ее подковал. По пути из города Робсон встретил Кинрейда, заплутавшего в поисках фермы Хэйтерсбэнк, поэтому путь они продолжили вместе и вскоре уже сидели у Дэниела дома в ожидании хлеба, сыра и прочей снеди, которую собиралась предложить им хозяйка.
31
Здесь и далее может сохраняться присутствующее в оригинале неграмотное произношение персонажем своей фамилии.