Для Сильвии внезапная веселая суета, начавшаяся после появления ее отца и главного гарпунера, напоминала ту, что начинается, когда человек зимним вечером входит в комнату, где в очаге тлеют угли; стоит пошевелить их кочергой, и комната, только что казавшаяся такой темной, сумрачной и одинокой, наполняется жизнью, светом и теплом.
Девушка радостно хлопотала по хозяйству, исполняя любое пожелание отца. Кинрейд провожал ее взглядом всякий раз, когда она проходила с задней кухни в кладовую и обратно, то и дело на мгновение выныривая из тени и давая ему возможность запомнить ее черты. В тот день пышные золотисто-каштановые волосы Сильвии венчал высокий льняной чепец с синей лентой, который не только не скрывал, но и подчеркивал их красоту. По шее девушки, заднюю часть которой скрывал платок в горошек, аккуратно пришпиленный к поясу коричневого шерстяного платья, с двух сторон спадали длинные локоны.
Как же хорошо, думала Сильвия, что она сняла свою рабочую блузу и сермяжную нижнюю юбку и нарядилась в шерстяное платье, прежде чем сесть за работу вместе с матерью.
К тому времени, когда девушка снова села, отец с Кинрейдом, наполнив стаканы, обсуждали достоинства различных видов спиртного – беседа, со временем переросшая в разговор о контрабанде и уловках, к которым они сами или их приятели прибегали для того, чтобы одурачить власти. Цепочки из людей, переправлявших по ночам товары на сушу; бочонки с бренди, которые находили фермеры, гонявшие по ночам лошадей на такие расстояния, что с утра животные не могли работать; хитрости, на которые пускались женщины, проносившие запрещенные товары… Если женщина решала заняться контрабандой, она начисто забывала о морали и изобретательностью, хитростью и наглостью превосходила любого мужчину. Вероятно, одним из важнейших свидетельств прогресса является то, что в торговле, трапезах и прочих делах мы руководствуемся заветами своей религии в гораздо большей мере, чем наши деды. Сильвия же, как и ее мать, была человеком своего времени. Обе с восхищением слушали рассказы о хитрых трюках, притворстве и лжи, словно все это было верхом благородства. Впрочем, будь Сильвия в повседневной жизни хоть на одну десятую такой же обманщицей, это разбило бы ее матери сердце. И все же когда налог на соль начал неуклонно и безжалостно увеличиваться, когда уголовным преступлением стало подобрать несколько выброшенных с солеварни на дорогу грубых грязных комьев, когда оный налог сделал цену на этот товар первой необходимости столь высокой, что соль превратилась в роскошь – причем порой совершенно непозволительную, – правительство нанесло удар по честности людей, по их нравственности, и вред этот был слишком серьезен, чтобы его можно было исправить проповедями. Многие другие налоги, пусть и в меньшей степени, приводили к таким же последствиям. Вам может показаться странной подобная попытка связать людскую честность с налогообложением, однако не думаю, что эта идея так уж далека от истины.
С похождений контрабандистов разговор сам собой перешел на рассказы о приключениях Робсона, в юности бороздившего Гренландское море, и Кинрейда, бывшего лучшим из гарпунеров на побережье в те дни, о которых повествует наша история.
– Бояться нужно трех вещей, – произнес Робсон со знанием дела. – Льдов, скверной погоды, которая еще подлее льдов, и, в первую очередь, самих китов, ведь они хуже всего. Во всяком случае, так было в мое время. Возможно, с тех пор треклятые твари научились хорошим манерам. Когда я был молод, они никак не позволяли себя загарпунить, не начав барахтаться и не колотя хвостом и плавниками до тех пор, пока их полностью не окутывала пена, а люди в лодках не промокали насквозь, что в тех широтах совсем уж некстати.
– Манерам, как вы выражаетесь, киты так и не научились, – отозвался Кинрейд. – Но и ко льдам я не стал бы относиться легкомысленно. Однажды я шел из Халла на корабле «Иоанн»; мы преследовали китов в славных зеленых водах; под ветром на скуле примерно в миле от нас был огромный серый айсберг, выглядевший совершенно безобидно; казалось, он находился там со времен Адама, и создавалось впечатление, будто он переживет последнего человека на земле; все говорило о том, что айсберг целые тысячелетия не увеличивался и не уменьшался в размерах. Вельботы погнались за китом, а я был гарпунером на одном из них; нам так хотелось догнать рыбину, что мы не заметили, как нас относит в глубокую тень айсберга. Мы не отставали от кита, и наконец я его загарпунил; как только ему пришел конец, мы сцепили его плавники и за хвост привязали к своей лодке; переведя дыхание, мы огляделись; другие вельботы были неподалеку от нас, борясь еще с двумя рыбинами, которые в любой момент могли сорваться, ведь для того, чтобы оказаться лучшим гарпунером на «Иоанне», особых навыков не требовалось. «Парни, – сказал я тогда, – пускай один из вас останется в лодке рядом с этим китом (плавники которого, как уже было сказано, я лично сцепил канатом, и теперь рыбина была мертва, как Ноев прадед), а остальные помогут другим вельботам». Дело в том, что рядом с нами была еще одна лодка для траления[32]. Полагаю, в ваше время рыбин тоже тралили, господин?