Главным элементом, репрезентирующим исполняющуюся мелодию, как раз и является макам, который с большой натяжкой можно сопоставить с европейским ладом. Тонально-пространственные параметры структуры музыкального произведения, связываемые главным образом с макамом, определяют его экспрессию, выступают в качестве его основной темы[6].
Знатокам ближневосточной музыки свойственно весьма образно описывать в своих трудах те или иные термины. Например, музыковед XIX века из Азербайджана Навваб Карабаги (из Шуши), основываясь на трудах того же Урмави и Мараги, в своей брошюре «Визухиль Аргам» («Объяснение музыкальных терминов») сравнивает музыкальную культуру народов Ближнего Востока с двенадцатиколонным сооружением, с высоты которого открывается вид на все четыре стороны света: от Андалусии до Китая и от Тропической Африки до Кавказа[7].
Обращение к исполнительской форме «дастгах» в рамках макамной традиции (этимологию слова «дастгах» возводят к позиции (gāh) руки (dast) на грифе струнного инструмента) вызвано тем, что данная форма позволяет сочетать звуковой материал инструментальных макамов-соло с поэтическими произведениями, что позволило исполнителям выйти за рамки музыкального искусства и обратиться к классической литературе. Таким образом, можно утверждать, что дастгах (наиболее полная композиционная версия макама, вокально-музыкальное произведение) является как бы отражением всего эстетического опыта народов мусульманского Востока[8].
Обозначение дастгаха традиционно дается по ладу, которым начинается и заканчивается музыкальная композиция, так что термин «дастгах» может относиться и к модальному ладу, и к целостной композиции на основе данного лада (хотя соотношение европейского термина «лад» и «дастгах» является не совсем точным). Часто каждой из исполняемых в дастгахе газелей соответствует одна область ладового звучания (макам), а вместе со сменой текста газели происходит смена макама[9].
Считается, что существует семь основных простых дастгахов и еще пять — производных от них (правда, в османской музыке всего около 490 макамов, которые делятся на три группы: простые, транспонированные и комбинированные). Среди основных дастгахов находится и «Махур». Происхождение этого невероятно популярного и по сей день на Ближнем Востоке дастгаха (его вариант «Махур-хинди» распространен в Азербайджане, а «Хесар-е Махур», с совсем другим звукорядом, — в Иране) связывают с городом Махур. Таких города два — в Иране (в провинции Хузестан) и Индии (в штате Махараштра), но именно иранский город чаще всего упоминается в различных традиционных музыкальных трактатах.
Почему же именно Махур («Dastgah-e Mahur»), был выбран Танпынаром в качестве основного лейтмотива трилогии?
Относительно дастгаха «Махур» написано немного, но удалось установить следующее: звукоряд лада «Махур» близок европейской мажорной гамме (и распространенному у всех исламизированных народов, в том числе у турок, ладу «Раст», букв. «правильный»). Кроме того, интервальная структура «Махура», единственного из всех дастгахов (как правило, имеющих отличную, как уже говорилось, от европейской системы нотацию), соответствует интервальной структуре основных ладов в западной классической музыке[10]. И хотя всего дастгахов, как уже было сказано, двенадцать (либо семь при более строгом подходе), больше ни один из них таких свойств не имеет. Структура этого дастгаха такова, что при том, что он сохраняет все отличительные черты, свойственные остальным дастгахам (финалисы, интервальная структура, модальная структура), он являет и некоторые черты, свойственные европейской музыке, являясь, таким образом, своеобразным музыкальным «мостом» между восточной музыкальной традицией и западной, между Востоком и Западом. Видимо, поэтому «Мелодия лада Махур» («Махур Бесте»), написанная одним из самых известных авторов Османской империи XVIII века, блистательным композитором «эпохи тюльпанов» Эйюби Абу-Бекиром Агой, была своего рода революцией в традиционной османской музыке.
В романе «Покой» Танпынар демонстрирует глубокую связь между музыкой, внутренним миром человека и цивилизацией.
У А. Х. Танпынара есть стихотворение «Я не во времени» («Ne içindeyim zamanın», 1933), которое считается знаковым в его творчестве. В этом стихотворении автор грустит о том, что поток времени невозможно разделить на фрагменты. Оно начинается знаменитым двустишием, ставшим едва ли не главным в творчестве турецкого классика:
7
10
Данные сведения получены во время личной консультации автора данной статьи с музыковедом Т. М. Джани-заде — признанным специалистом по музыке мусульманского Ближнего Востока.