Хронологически это стихотворение появилось раньше крупных прозаических произведений Танпынара, и считается, что именно оно выразило, так сказать, временную эстетику А. Х. Танпынара. Взгляды, временные схемы и символы, определенные этой эстетикой, появляются во всех его произведениях: и в его немногочисленных стихах, и в рассказах, и в романах. Например, один из главных героев романа «Махур Бесте» Бехчет-бей имеет свойство как бы носить за собой повсюду свое время, жить в собственном личном времени. Это происходит не только потому, что герой проводит много времени во сне, а потому, что он ощущает себя как бы между двумя эпохами. В связи с этим автор награждает его эпитетом «mahmur», который переводится как «опьяненный, сонный, мечтательный» и который неспроста созвучен со словом «махур». Похожие эксперименты со временем можно встретить и в романе «Покой», и в романе «Те, что за сценой», и в не входящем в трилогию романе «Институт настройки часов» (1954).
Еще один мотив творчества Танпынара, характерный для данной трилогии, выявился в его раннем рассказе «Адам и Ева», в котором говорится, что Адам и Ева были навечно разлучены после грехопадения и искали друг друга всю жизнь на Земле. Согласно исламской традиции Адам — первый великий пророк.
А у Танпынара в рассказе «Адам и Ева» показано, как первые люди впервые стали заложниками рока, судьбы, предопределения — кадр, столь важного для исламского миропонимания. Тема злого рока, фатума, с которым невозможно ни бороться, ни примириться, получила отражение и в указанной трилогии. Героиня романа «Те, что за сценой» произносит такие слова: Вы любите так, чтобы можно было плакать издали… — выражая тем самым протест против невозможности воссоединения, нежелание смириться с судьбой. Эта тоска по потерянной любви, расставание, бесконечный поиск любви, поиск себя, тоска о былом, о котором невозможно забыть, определяют непрерывный процесс, в котором участвуют все без исключения герои трилогии — и, по ощущениям автора, одновременно все жители, все «потомки» погибшей Османской империи. Герой романа «Покой» также разыскивает по всему Стамбулу покинувшую его возлюбленную Нуран, не желая смириться с ее уходом, но гуляя по улицам, где они бродили вместе, он вспоминает не только свою любимую, не только прошедшие минуты счастья, но и безвозвратно канувшие в прошлое великие исторические события, связанные с этими улицами. Кстати, поиск пропавшей возлюбленной является важным для турецкой литературы сюжетом, воплощение которого мы находим и в романах Назыма Хикмета, и в романах Сабахаттина Али, и, конечно же, в романах «наследника» А. Х. Танпынара в турецкой литературе — Орхана Памука.
В рассматриваемой нами трилогии есть еще и другие мотивы, объединяющие эти три романа, хотя обычно их издают и читают по отдельности. Здесь мы намеренно не упомянули об образе исчезающего, полускрытого завесой времени Стамбула, об образе исчезнувшей великой культуры или культур — это темы отдельного очерка, отдельного размышления о творчестве А. Х. Танпынара.
Ощущение целостности трилогии происходит именно благодаря музыке. Роман «Махур Бесте» в чем-то даже напоминает оркестр, который исполняет свою мелодию силами экспериментирующего со временем, терзаемого внутренними голосами главного героя, Бехчет-бея. Несмотря на близость сюжетов и родство персонажей, несмотря на соседство рассматриваемых эпох, именно классическая османская музыка, именуемая не турецким, а греческим, заимствованным османами, словом musiki, является главным мотивом, основой этой трилогии.
Создавая на протяжении многих лет русский текст романа «Покой», я слышала эту мелодию. Мне стоило больших усилий воплотить ее в слова и хотелось бы надеяться, что ее услышите и вы, читатели.
Мне хотелось бы выразить благодарность всем, кто на протяжении этого длинного отрезка времени верил в успех моей работы: прежде всего, московскому издательству Ad Marginem, лично Михаилу Котомину и Александру Иванову, которые с поистине суфийским терпением ждали много лет от меня перевод; турецкому литературному агентству Kalem, его директору и основательнице Нермин Моллаоглу, Министерству культуры и туризма Республики Турция и проекту TEDA.
Благодарю моих коллег по кафедре тюркской филологии Санкт-Петербургского государственного университета за обсуждения романа на научных заседаниях, а также благодарю московских тюркологов: Светлану Николаевну Утургаури — за бесценные литературные и творческие советы, Ильшата Саетова — за помощь в передаче тонкостей арабо-персидской средневековой поэзии, а Юрия Аверьянова — за увлекательную совместную научную и поистине аскетическую, суфийскую работу над редактурой романа.