Раздраженное сознание начало цеплять другие странности, на которые я поначалу не обратила внимания.
В палате ни одного окна: ни обычного, в стене, ни идущих вдоль потолка, чтобы выводить свет в коридор. Свет тут только от потолка. Единственный намёк на окно – это узкая стеклянная вставка на металлической двери.
Будто подвал какой-то.
Куда ведёт вторая дверь? Одна из них наверняка соединяет с остальным зданием, а за другой что? Кладовка? Санузел? Врач? Если врач, то почему никто не приходит? Должны же за мной как-то следить?
Но ни камер, ни датчиков дыма: ничего подобного нет.
Ни врачей, ни медсестер, ни санитарок. Из коридора не слышно шума. Будто вся эта больница вымерла.
Ни одного предмета мебели в комнате, кроме кровати: ни стола, ни стула, ни табуретки. Кряхтя от боли, прошивающей тело, я несколько раз рванулась на кровати.
Так и есть. Кровать либо очень слишком тяжела, чтобы сдвигаться с места, либо привинчена к полу.
«Сумасшедший дом какой-то».
От новых вводных становилось жутко. Выгнувшись, я пыталась отдышаться и отвлечь мозг от разбуженной боли в теле. С каждым ударом сердца правая нога и загипсованная рука словно разбухали, прошиваясь болью. Почувствовав мокрые дорожки, уходящие по щекам за уши, поняла, что даже слёзы себе вытереть не смогу.
Что происходит? Что случилось? Почему я сейчас так беспомощна?
Боль в теле явно указывала, что это не сон. Это была чрезвычайно странная, не похожая на мою жизнь, реальность. Она ставила в тупик, пугала и отчасти унижала.
Но глубоко в душе я была рада снова оказаться тут, а не во сне. Оказаться дома.
Энола Гай
Первое, что спросила Ника, когда пришла в себя, было: «Где мои родители?».
«Родители».
Будто кипятком в душу плеснула. Я опешила так, что не сразу сообразила, что ей ответить.
«Родители».
Я уже и забыла, что кто-то может их призывать. Что это слово имеет положительное значение.
У меня свои счеты с этим явлением, потому что я – горе-родитель. Родитель-дуритель, родитель-губитель, родитель-в-аду-потом-горитель.
Из-за невероятной беспечности внутри меня завёлся ребёнок. К чаду я была не готова и абсолютно, совершенно, решительно его не хотела. Но поскольку, как оказалось, детёныш мне достался с потенциалом, охота забрала меня прямо из городского абортария, в халате и тапках. До сих пор не понимаю, как главе удалось меня уговорить поработать на него.
Он долго и вкрадчиво говорил про потенциал ребёнка – крайне замедленный метаболизм, который заодно замедляет и метаболизм моего тела. Не знаю, как на деле, но мой иммунитет стал крепче, я стала выносливее, и почти не изменилась за те одиннадцать месяцев, что нахожусь тут.
А ход моей беременности соответствует девятой неделе.
Глава молил о помощи, говорил аргументированно и я не устояла: стыд от своей глупости, страх порицания, страх вмешательства в здоровье, опасение о будущем, отрицание правильности и неправильности – всё смешалось тогда в моей голове. Я подумала: «Почему бы не взять паузу, чтобы все обдумать?». Мы договорились с главой, что я буду помогать им, пользуясь потенциалом ребёнка, до тех пор, пока избавиться от беременности будет безопасно. А потом будет аборт и я вернусь домой.
Глава не настаивал на рождении потенциала. Это склонило чашу весов.
Титул «худшая мать» – однозначно мой. В своё удовольствие пользуюсь потенциалом ребенка, считая дни до его смерти.
«Родители».
Своих я уже не помню почти: как переехала в Россию, домой больше не ездила. Стыдно признать, но уже не могу вспомнить их лица, внешность, даже какого они роста. Когда вернусь в мир, надо будет, наверное, навестить. Придется объяснить, конечно, где я была, что со мной случилось и почему все это время я не выходила на связь. Если меня искали, батя наверняка разозлился, узнав, откуда именно я пропала. Нужно будет объяснить, куда делся ребенок и от кого он вообще был.
Если б я знала. Неизвестно, когда вообще случилось это зачатие, с такими-то особенностями плода.
«Родители».
«Мама», «мать», «матушка». «Отец», «батя», «папочка». Тут ни от кого не услышишь подобных слов.
Мать Камела путалась с десятком мужиков и рожала детей всем, кто попросит: то ли миссия у неё была такая, то ли кто убедил её в живительной силе беременности – непонятно. Камел был случайным первенцем, рожать которого не просили – от этого, наверное, он так ко мне расположен, и моё решение в отношении ребёнка не осуждает.
Мать Ё-ны известная на весь мир пианистка и живет в Австралии. Отец – тоже пианист, только пьянствующий и в Москве.