Ингмар обошёл Маяк кругом, и вскоре сухо констатировал:
– Дверь одна. И она заперта.
Той поднялся к единственной двери. Высокая и узкая, старая, но крепкая, она прочно встряла меж массивных глыб известняка. Той потряс её за кольцо, постучал… Ингмар опёрся рукой о засохшую яблоню, и окликнул Тоя, растеряно стоявшего у двери:
– Сейчас «штурмовать» башню, смысла нет. Всё равно уже почти стемнело, и в ближайшее время мы сможем наблюдать с Маяка лишь тёмные силуэты скал, луну и огни Рыбацкого берега. Вот завтра утром… найдём Смотрителя…
Ингмар устало уронил поклажу, уселся на камень и начал торжественно ожидать, когда Той достанет остатки сухарей и воду. Перекусив, они принялись осматриваться. Плоская вершина утёса стала убежищем ещё и для нескольких плодовых деревьев и большой цветочной клумбы. Ингмар взирал на неё с некоторым удивлением. Ему казалось, что Маяк – место серьёзное и практическое, а Смотритель – должен быть человеком сухим и рациональным. Кому здесь могла понадобиться клумба?
Совсем стемнело. Маяк тёмным силуэтом возвышался над своими гостями на массивном каменном основании. Вдалеке зажглись огоньки Рыбацкого берега. В деревне их ждала домашняя еда и ночлег. А если повезёт, то и баня. Могут местные, и бочонок открыть по случаю гостей издалека. Но спускаться к берегу впотьмах по каменистым уступам… нет, идти сегодня куда-то ещё, они были не в силах. Без лишних слов, только глотнув воды и набив рты сухарями, они с помощью жестов определились с местом для костра. Уже скоро компаньоны напряжённо наблюдали, как пучок хвои подстрекает корявые ветви гореть. Повалил дым, и поджигатели отпрянули. Пока разгоралось, Ингмар начал сгребать ветви и листву для ночлега, а Той упрямо всматривался в темнеющий силуэт Маяка. Костёр освоил вложения, встрепенулся и осветил основание башни. Теперь Той с интересом рассматривал выцветшие блоки фундамента, замшелые ступени и самое нижнее из маленьких окон. В окне тихонько плавали отблески луны и костра, будто сказочные рыбы в чудном аквариуме. Той кивнул в сторону Маяка:
– Что-то он знает, да сказать нам не хочет.
Ингмар тоже мельком глянул на башню, но ничего не добавил. Он молча кутался в плащ и зарывался в листья. Той лёг у костра в обнимку со своей сумкой, достал альбом и принялся чертить Слово. Оно получилось приблизительно таким:
{Была мгла
и игла могла
малым началом
в стоге итогов
потеряна быть
Истина найдена будет
время настанет
скотину кормить}
Лёжа на боку и щурясь на огонь, Той увлёкся мыслями невнятными и далёкими. Теперь в ночной тиши можно было разобрать отдалённый шум прибоя. Море мерно листало страницы какой-то бесконечной истории…
Той проснулся от холода. Ветер и сырость сговорились не дать усталому путнику спать. Он с завистью посмотрел на ворох листьев скрывавший Ингмара. Той встал на четвереньки и дрожащими руками принялся нащупывать отсыревшие дрова. Угли не спешили принять новую жертву. Они принюхивались к зелёной, ароматной хвое, зловеще шипя. Тут к прочим ночным звукам прибавился ещё один – ритмичный, вроде бы отдалённый и тихий, но нарастающий. Среди храпа Ингмара, шелеста прибоя, треска углей, тихого горного «хохота», было теперь что-то ещё. Шаги. Там, внизу кто-то устало подымался по каменным ступеням. Той замер как был, на четвереньках. Звук шагов всё приближался, пока не затих на краю площадки, приняв вид тени, беззвучной и неподвижной. Тень замерла и ничем не выдавала своих намерений и свойств. Глазу не за что было зацепиться. Воображение Тоя пребывало в растерянности. Той напрягал слух, чтобы расслышать, хотя бы дыхание ночного гостя. Холодный ветер коснулся тлеющего кострища, и огонь вдруг вцепился в дрова, предательски обнаруживая Тоя. Той, всё так же стоя на четвереньках, не сдержал охрипшего крика больше похожего на рычание. Тень на краю площадки отпрянула. Костёр уже распробовал дрова, и его дрожащий свет потянулся к ночному гостю. Из огромных сапог постепенно вырастала крупная бесформенная фигура. Такой её делал плащ, мокрый от тумана и мерцающий от неверного света. Гость смотрел страшными, по-рыбьи выпученными глазами. А из-за спины гостя выглядывал ещё один глаз, совсем уже не человеческий… Той, нервно улыбаясь, поднялся на ноги. Рыбьи глаза гостя стали человеческими, и он издал чудную помесь усмешки и вздоха. Видимо «хрипящее четвероногое» у костра впечатлило усталого, сонного рыбака.