Вот уже второй месяц Кисель отсиживался на квартире подруги. Сообщения, приходившие к нему из разных источников, не радовали. Седой взялся за него всерьез. Часть Киселевой команды постреляли, другие разбежались сами. Кто-то лег на дно, а кто-то вообще уехал из Москвы. В городе остались пять-шесть верных ему людей, которые, правда, отказывались активно пахать на него, но хотя бы снабжали информацией по сотовому телефону. Сам Кисель не рисковал выходить на люди, зная, что погулять ему дадут не более получаса.
Почему так полечилось? Да он не хотел уходить из Москвы. Он приехал сюда шесть лет назад из голодного и безработного Подмосковья. Поработал и грузчиком в магазине, и поваром в рыгаловке, жил где попало, пока не вышел на нужных людей. Двоюродный братан, откинувшийся с зоны, помог ему подняться. И Кисель с остервенением взялся за серьезную работу. Он сколотил команду, сам вышел на нигерийцев, застолбил свою жилу, наладил факторию. Голова у него всегда варила. Сначала шел героинчик. На нем Кисель сделал себе две роскошные квартиры, в центре Москвы, отгрохал большой загородный дом, ну а про такую мелочь, как несколько шикарных тачек, можно и не говорить. Не обидел и дружков-товарищей, а людей работало на него очень много.
И тут африканцы предложили на продажу новое ширево. Имело оно, правда, какой-то подозрительный цвет и запах, но эффект давало чумовой. Такого до сих пор никто не видел и даже не слышал о чем-либо подобном. Научились его очищать, доводить до товарного вида. Микроскопической ширки хватало для феноменального кайфа. Его можно было и глотать, но доза требовалась чуть большая. Маленькие объемы перевозить и раскидывать легче, риска меньше, навар — в несколько раз больше. От этого товара Кисель ждал больших прибылей. Но тут появился Седой, щука шиберная. Почуял добычу. Киселя попросили посторониться за символические отступные. И это после того, как он тут все вспахал-перелопатил и щедро посыпал деньгами.
Кисель не хотел уходить из Москвы. Ему было обидно вот так все бросить. Он надеялся договориться с авторитетами и найти у них справедливость. Но его блокировали, обложили, как волка. Он сидел на этой хате, о которой не знали ни его многочисленные кенты, ни еще более многочисленные враги. В любом другом месте, включая родную Коломну, его бы уже давно надыбали. Для него это было хуже тюряги, потому что в камере хоть есть с кем поговорить. Но теперь и в тюряге он не будет в безопасности. Но ничего, он прорвется. До сих пор ему все удавалось.
Последние три дня, чтобы не поехала крыша, он начал позволять себе выходить поздно вечером во двор подышать воздухом и посмотреть на ночное небо. Вот и сейчас он накинул длинный темный плащ, поднял воротник и нахлобучил на голову картуз. Во дворе не было ни души. Где-то в доме играла музыка. Наступали осенние холода. Кисель вытащил из кармана телефон, набрал номер и собрался с мыслями для разговора.
Неожиданно откуда-то из-за гаражей прозвучали приглушенные хлопки. Прижатый к уху телефон вылетел у него из ладони, расколовшись на части. Кисель почувствовал сильные удары в левое плечо и в бок. Он тут же упал на землю и выхватил из кармана «люгер». Быстрая тень метнулась из-за железных «ракушек». Кисель выстрелил, но, кажется, не попал. Другая тень замаячила справа. Нужно куда-то спрятаться. Некуда! Кисель откатился в темный угол за входом в подъезд и замер с пистолетом в руке. Он напряженно вглядывался в полумрак перед собой, но никого не замечал.
Во двор медленно въехала большая черная машина. Она навела на Киселя свет своих мощных галогеновых фар и остановилась. Сразу же раздались выстрелы, и пули застучали совсем рядом с ним. Выстрелив несколько раз в никуда, Кисель быстро пополз в подъезд. Там он вскочил на ноги, ударом ноги выбил дверь, ведущую в подвал, и, тяжело дыша, побежал вниз. В подвале было темно и душно. Кисель пошел по стене на ощупь, но тут же больно оцарапал лицо о какую-то проволоку. По щеке потекла кровь. Боль в плече и в боку становилась все сильнее. Еще через несколько шагов он споткнулся обо что-то и упал. Сзади зажглись лучи фонариков и принялись шарить по помещению. «Как крысу…» — мелькнуло у него в голове. Он попытался ползти, но луч фонаря настиг его. Кисель развернулся и начал стрелять в ненавистные огоньки. В ответ раздалась длинная автоматная очередь, разом оборвавшая для него все звуки и видения.