В прокуренном баре за столиками сидело около двадцати человек. Половину составляли накрашенные девицы, поджидавшие клиентов. Я подошел к стойке, чувствуя на себе их хищные взгляды. Бармен с лицом, отдаленно напоминавшим крысиную морду, приветствовал меня наклоном головы.
— Если вы ищете компанию, — сказал он, когда я заказал виски, — вам стоит только мигнуть. Любая из этих красоток бросится к вам сломя голову.
— Кто из них Лидия Форрест? — спросил я, поднося ко рту бокал. — Или сегодня она не участвует в конкурсе красоты?
Кончиком языка бармен коснулся своих тонких губ:
— Вас интересует мисс Форрест?
— Именно.
— Она ваша знакомая? — В его голосе засквозила подозрительность.
— Я знакомый ее знакомого, — спокойно ответил я. — Она в клубе?
— На вашем месте я бы забыл о ней. Ее друзьям не нравится, когда о ней спрашивают.
— Неужели? — удивился я, покачивая головой. Допив виски, я снова подвинул ему бокал. — Не буду спорить, мне это ни к чему. Зачем отнимать у других то, что тебе не принадлежит? Просто мне поручили ей кое-что передать.
Он снова наполнил бокал. Подозрительность из его взгляда пропала.
— К ней заходит много всякого сброда. Обидеть женщину им ничего не стоит. Если вам только передать…
— Говорю же, больше ничего. Как ее можно найти?
Я рассчитался за виски и дал ему доллар на чай.
— Она выступает через полчаса. Посидите здесь, мистер, и вы увидите ее на эстраде.
Я отсчитал еще пять долларов, принадлежащих Файетту, и показал их бармену;
— У меня слабые легкие. Полчаса в этом помещении, и я сыграю в ящик. Нельзя ли зайти к ней в уборную?
Он задумчиво потер мочку правого уха.
— Заходите, если вам не терпится, — сказал он наконец. — Вторая дверь от оркестра. Постарайтесь не привлекать внимания.
Доллары исчезли в его кармане, как пылинка в зеве пылесоса.
Я отошел от стойки и сел за ближайший к оркестру столик. Платиновая блондинка с лицом цвета каучуковой подошвы, пренебрегая формальностями, подошла ко мне.
— Привет, красавчик. — Не будь у нее во рту столько гнилых зубов, поэт назвал бы ее улыбку ослепительной. — Не угостишь меня виски?
Я выразил на лице глубокую скорбь;
— Сожалею, мисс, но вот-вот должна подойти моя матушка.
Презрение в ее взгляде было глубоким, как Миссисипи.
Минут через пять я поднялся на ноги и двинулся ко второй от оркестра двери. За ней начинался длинный коридор, в конце которого виднелось еще две двери. Одна из них была помечена звездочкой. За ней, по-видимому, и находилась уборная Лидии. Я негромко постучал.
— Войдите! — послышалось мелодичное контральто.
Блондинка, сидевшая на низенькой табуретке перед зеркалом, была недурна собой. Ее тело состояло из соблазнительных вогнутостей и выпуклостей. Лицо, показавшееся мне чуть холодным, изрядно поблекло, потеряв очарование молодости. На ней был ярко-красный халат, отделанный черным, с глубоким вырезом на груди. В накрашенных губах дымилась сигарета.
Увидев меня, она вопросительно приподняла брови:
— В чем дело?
— Мисс Форрест?
— Да.
— Меня зовут Лоу, — сказал я, заимствуя на время фамилию своего компаньона Берни. — Вы можете уделить мне минуту?
— Зачем?
Повернувшись вполоборота, она смотрела на меня равнодушным взглядом.
— У нас имеются общие знакомые. Я навожу справки о Гамильтоне Ройсе.
Зрачки ее глаз сузились.
— С какой целью?
— Долго рассказывать. Скажу только, что он непосредственно связан с исчезновением одной особы. Если вы согласитесь поговорить со мной, я заплачу за информацию.
— Какой особы?
— Фей Бенсон, или Фрэнсис Беннет. Возможно, вы слышали о ней.
Ее губы плотно сжались.
— Кто вы? Полицейский агент?
— Нет, частный сыщик.
— Кто поручил вам вести расследование?
— Человек, у которого завелись лишние деньги.
Он не знает, как побыстрее от них избавиться.
Загасив окурок, она посмотрела в зеркало. Потом, взяв в руки расческу, начала приводить в порядок волосы.
— Здесь не место для разговоров. Я живу на Леннокс-драйв, двести сорок шесть. Приходите туда после часа ночи.
На другом конце коридора громко хлопнула дверь. Лидия Форрест торопливо положила расческу на туалетный столик, на ее лице отразилось легкое беспокойство.
Раздался стук в дверь, и беспокойство в ее глазах сменилось выражением панического страха.