— Меня уже не обвиняют в убийстве Хартли? — спросил я.
— Брось дурить, ты свободен, как воздух! — Он нежно ухватил меня за лацкан пиджака. — У меня не выходит из головы твой журнальчик. С портретом сержанта Ласситера на обложке! Неплохая мысль, а?
Я бросил взгляд на его мерзкую физиономию. Она мало чем отличалась от свиного рыла.
— Боюсь, мы распугаем читателей.
Он легонько тряхнул меня:
— Что ты сказал?
— Я говорю, отличная мысль.
Он отпустил меня:
— Устрой мне портрет. Я спас тебе жизнь и взамен прошу о небольшой услуге.
— Договорились, — ответил я, улыбаясь через силу. — Считай, что портрет уже напечатан.
— Тогда садись и не мешай мне работать. — Он снова потянулся к телефонной трубке: — Соедините меня с капитаном!
Устроившись в кресле, я не спеша потягивал виски из бокала. Мне вспомнилось, как при нашей первой встрече сержант дал мне основательного пинка, как, растянувшись на грязной земле, я корчился от нестерпимой боли. Я мог легко доказать, что он был продажной тварью, платным агентом Корнелии ван Блейк. Ему пришлось застрелить свою благодетельницу, но не потому, что он хотел спасти меня от смерти, — мертвая она была безопасней для него. Он знал, что ее игра окончена и рано или поздно ее арестуют. На суде она не преминет рассказать о нем. Благоразумней было отделаться от нее, и он не упустил представившийся случай. Я не испытывал к нему никакой благодарности и твердо решил, что расскажу о его честолюбивых планах Матису и Карсону. Эти хищники найдут способ перегрызть ему горло, стоит им только проверить его банковский счет. Безнаказанно еще никто не пинал Слейдена ногами!
Закончив разговор, Ласситер направился в угол комнаты и начал выламывать из пола доски.
— Труп Диллона нашел я, — предупредил он. — Беседовать с прессой тоже буду я! Ты можешь сидеть рядышком и вести себя смирно.
— Слушаюсь, сержант. Все будет по-твоему.
Его поросячьи глазки с угрозой остановились на мне:
— Не вздумай отколоть какой-нибудь номер! Попробуй и увидишь, что из этого выйдет.
«Пожалуй, лучше рассказать о нем Матису по телефону из Нью-Йорка», — пришла мне в голову благоразумная мысль.
В ожидании прибытия капитана я приводил в порядок имевшиеся в моем распоряжении факты, чтобы изложить их Берни более или менее связно.
Что же касается портрета на обложке, то мне было не совсем понятно, почему читателям должен улыбаться чужой дядя, а не бесстрашный детектив Чет Слейден. Но я знал, что предаюсь несбыточным мечтам, — для Файетта нет ничего более ненавистного, чем заслуженная слава кого-то из его сотрудников.
Эрл Стенли Гарднер
Дело тяжеловеса
I
— Кажется, на сегодня все. — Перри Мейсон захлопнул папку с документами и поднялся из-за стола. — Не пойти ли нам куда-нибудь поужинать, Делла? Ты свободна сегодня вечером?
Секретарша сочувственно взглянула на адвоката.
— Увы, шеф. В приемной сидит клиент…
— Нет, нет, нет! — воскликнул Мейсон. — Я чертовски устал! Сколько можно работать допоздна?
— Мне кажется, клиент должен вас заинтересовать, — промолвила Делла. — Это Барри Шарп.
— Как?! — изумился Мейсон. — Тот самый? Вы не ошиблись?
— Шеф, — укоризненно ответила секретарша, — у него чуть ли не на лице написано: «Я — тот самый скандалист Барри Шарп, чемпион Штатов по боксу среди супертяжеловесов!» Нос перебит, и не раз, кулаки размером с небольшую тыкву, профессиональная сутулость… Он и на стуле сидит так, точно вот-вот вскочит и примет боксерскую стойку.
Мейсон щелчком выбил из пачки сигарету и, прикурив, вновь опустился в кресло.
— Вряд ли что-нибудь стоящее, — скептически прищурясь, сказал адвокат. — Либо драка в ресторане, либо сопротивление полиции. Ну что ж, — усмехнулся он, — если не чемпионский гонорар, то автограф чемпиона мы получим наверняка. Надеюсь, он явился сюда не буянить…
— Судя по выражению глаз, нет, — заметила Делла. — Барри Шарп чем-то очень обеспокоен.
— Пригласите его, Делла…
Когда боксер вошел в кабинет Мейсона, показалось, что помещение уменьшилось вдвое. Детина лет тридцати, почти двухметрового роста заполнил собой едва ли не все свободное пространство. При всем желании назвать этого господина привлекательным было сложно: крохотные настороженные глазки, огромная вмятина на переносице, короткий ежик спортивной стрижки — словом, весь облик знаменитости излучал агрессию. Картину завершала неуклюже припудренная здоровенная ссадина на скуле.