— Ну и дыра! — вздохнул Берни. — Могу поспорить, номера здесь кишат тараканами!
— А ты думал, шелковичными червями? — откликнулся я, подходя к конторке.
Клерк был заметно удивлен, услышав, что нам нужны два номера. Еще большее удивление выразилось на его небритой физиономии, когда он узнал, что мы намерены прожить неделю.
— Второй этаж подойдет? — спросил он.
Ответив, что второй этаж нас вполне устраивает, я попросил его распорядиться насчет нашего багажа, а сам прошел с Берни в бар.
В узком, длинном и неопрятном баре тоже стояли медные плевательницы, пальмы и плетеные кресла. Кроме бармена, грузного мужчины с угрюмым кирпично-красным лицом и светло-голубыми глазами пьяницы, читавшего газету, в нем не было ни души. При нашем появлении он отложил газету и недовольно пробормотал:
— Добрый вечер, джентльмены!
Я заказал две порции виски с содовой.
— Весело, как на похоронах, — заметил Берни, озираясь по сторонам. — В ваш отель пускают только трезвенников?
— Вы пришли слишком рано, — неприветливо ответил бармен. Раздражение, вызванное нашим приходом, видимо, еще не улеглось. — Вы новые постояльцы?
— Да, — ответил я. — Читал когда-нибудь журнал «Мир преступлений»?
Бармен недоуменно уставился на меня:
— Конечно. Такие журнальчики мне по вкусу — других не читаем. А почему вы спрашиваете?
Допив виски, я пододвинул к нему пустой бокал. Берни, старавшийся ни в чем не отставать от меня, торопливо опорожнил свой.
— Мы сотрудничаем в этом журнале. Между прочим, нам поручено написать статью о Фей Бенсон. Слышал что-нибудь о такой?
Бокал внезапно выскользнул из рук бармена и упал на пол. Выругавшись, он нагнулся и начал подбирать осколки. Когда его мешковатая фигура вновь показалась из-под стойки, лицо у него было красным и злым.
— О ком? — переспросил он.
— О Фей Бенсон. Помнишь такую?
— Как не помнить. — Повернувшись к нам спиной, он не спеша смешивал виски с содовой. — Вы сказали, что пишете о ней статью?
— Собираемся. Если нам повезет и мы откопаем что-нибудь новенькое.
Приготовив напиток, бармен облокотился о стойку и кончиком полотенца начал старательно протирать пустые бокалы.
— Что новенького там можно найти? — спр сил он, глядя в сторону.
— Спроси у кого-нибудь другого, пока я знаю еще меньше, чем ты. Могу сказать одно: дело это непростое, но интересное. Подумай сам, девчонка вдруг исчезает в трусах и бюстгальтере. Куда, зачем — неизвестно. Что ты скажешь на это?
— Я? — Бармен исподлобья посмотрел на меня. Мне-то до нее какое дело?
— Ты не был с ней знаком?
Человек за стойкой не торопился с ответом. Протерев до блеска последний бокал, он сказал:
— Нет, знакомы мы не были, но пару раз она заглядывала сюда. Выпить и закусить.
— Одна?
— Да. Хотела, наверное, с кем-нибудь познакомиться.
— У нее не было парня? — поинтересовался я, чувствуя, как возрастает нервозность собеседника.
— Не знаю. Она всегда приходила одна.
— Может, у нее был кто-нибудь на стороне? — вмешался в разговор Берни.
Бармен перевел на него хмурый взгляд:
— Откуда мне знать? 'Кому понадобилось ворошить это дело? Фараоны ничего не добились, а что можете сделать вы? — Он подозрительно посмотрел на меня и быстро отвернулся.
Этот тип определенно начинал интересовать меня. Я допил виски.
— Где клуб «Флориана»? — задал я последний вопрос.
— Сто ярдов отсюда. Направо по улице, — отрывисто бросил бармен. Отодвинувшись в дальний угол стойки, он взял газету и вновь погрузился в чтение.
— Не очень-то любезен этот тип, — пробормотал Берни, когда мы выходили из бара.
— Любезен! Мы напугали его до смерти, — ответил я, затворяя дверь. — Ну-ка, давай подождем минутку!
Обернувшись, я прижался лицом к стеклянной двери. Через некоторое время ко мне присоединился Берни.
— Он звонит по телефону!
— Может, сообщает букмекеру, на какую лошадь поставить?
— В такое-то время? Ну, черт с ним, пойдем, надо где-нибудь перекусить.
В клубе «Флориана» было шумно и многолюдно.
Девушка-гардеробщица в коротеньком платье с оборками и сверхглубоким вырезом на груди взяла наши шляпы. В уголках ее глаз застыло откровенно манящее выражение.
Глупо ухмыляясь, Берни уставился на нее.
— Как кормят в вашем кабаке, крошка? — спросил он.