Тогда я посоветовал даме из больничного персонала сообщить о происшествии участковому. Если вскрытие подтвердит предположение доктора, то в действиях тех, кто доставил таким необычным способом тело, нет состава преступления, и милиции останется лишь установить личность покойного и разыскать родственников. «Личность-то мы уже установили», — сказала медсестра и протянула мне паспорт, выданный на имя Кирилла Владимировича Подкопаева. Я убедился, что лицо на фотографии действительно похоже на лицо покойника, и заглянул в конец. Штамп о прописке свидетельствовал, что Подкопаев последние десять лет жил в Шатуре, но я зацепился взглядом за предыдущую надпись: МГУ, Ленинские горы. В моем паспорте стоит точно такой же штамп, и тоже предпоследний. Эта мысль осела у меня в голове, хотя я уже решил покойником больше не заниматься.
Но очень скоро передумал. Попрощавшись с медиками, я вышел из приемного покоя и столкнулся со злополучным водителем той самой «скорой». Он действительно выглядел невменяемым. К тому же нес какую-то ахинею о бойкой голой вьетнамке на последнем месяце беременности, которая занималась акробатикой перед его машиной, а потом рухнула прямо на живот и с таким грохотом, что «мальцу ее точно не жить». Мало того, когда шофер выскочил из машины, чтобы отвести пострадавшую в больницу, она припустила от него с такой прытью, что «ног было не видать». А вернувшись после неудачного преследования, водитель увидел остолбеневших санитаров и невесть откуда взявшийся труп.
После такого рассказа весь мой сон как рукой сняло. Я, каюсь, страшно любопытен. Мне до смерти захотелось познакомиться с оригинальной вьетнамкой и услышать разгадку этой истории.
И направил я свои стопы к альма-матер, где после долгих переговоров уломал секретаря ректората раздобыть мне список выпускников 1986 года — именно в тот год покойного выписали из общежития. На мое счастье, Подкопаев Кирилл Владимирович отыскался в первой же папке, которую положила передо мной секретарь. Закончил он, как выяснилось, мехмат.
От мехмата меня отделяло всего несколько этажей, и я не поленился их одолеть. Там мне тоже сопутствовала удача. Я довольно быстро отыскал сокурсника Подкопаева, а ныне преподавателя Виктора Колесника, и он согласился ответить на мои вопросы.
Правда, услышав, что меня интересует Подкопаев, Виктор Петрович приуныл и заговорил с явной неохотой, но все же мне удалось почерпнуть кое-какие сведения. Во-первых, я узнал, что из Шатуры Подкопаев давным-давно уехал и обитает в Москве. Во-вторых, нынешнего его адреса Колесник не знал, так как покойный Кирилл Владимирович постоянно переезжал от одного сокурсника к другому и долго на одном месте не задерживался. В-третьих, несколько лет назад Подкопаев прожил около месяца у самого Колесника, и вспоминать об этом Виктору Петровичу было явно неприятно. В заключение нашего разговора я попросил Колесника назвать нескольких человек, принимавших участие в судьбе Подкопаева, и он, полистав записную книжку, снабдил меня списком фамилий и телефонов.
Вернувшись домой, я сел к телефону и принялся обзванивать людей из списка. По странному совпадению все, кому я сумел дозвониться, говорить о Подкопаеве не желали. Да, помнят такого, да, жил у них одно время, но это было давно, и с тех пор никто ничего о нем не знает. Я уже начал отчаиваться, но решил дойти до конца списка. Последним в нем значился Павел Сегун.
При звуке этого имени я подобралась. Пашка Сегун, прозванный за свою уникальную непотопляемость Поплавком, был одним из тех хороших общих приятелей, кто получил приглашение Генриха, но на вечеринку прийти не смог. Теперь понятно, где Селезнев пронюхал о нашем сборище у Генриха. Понятна и удивительная осведомленность, которую он выказал в разговоре с Сержем. Поплавок — большой любитель почесать языком — был в курсе почти всех наших дел.
— Сегун меня приятно удивил, — продолжал между тем Селезнев. — Едва я успел представиться и задать первый вопрос, он перебил меня словами: «Слушай, Михалыч, ты бы подъехал ко мне, мы бы славно с тобой посидели. Заодно я тебе все и расскажу. Понимаешь, я тут купил банку пива и воблу, хотел позвать друзей, да не могу дозвониться. Приезжай, а?» Я, конечно, поехал. «Банка» пива оказалась пятилитровым жбаном, поэтому желание Сегуна зазвать кого-нибудь в гости объяснялось просто. Кроме того, как он доверительно мне сообщил, в пятницу ему было велено отвезти жену с детьми к имениннице-теще, из-за чего, к великой его досаде, пришлось отказаться от участия в мальчишнике, который устраивали его друзья. «С утра пораньше сорвался оттуда, купил пива, думал позвать всех к себе, наверстать упущенное, и ни одна зараза на звонки не отвечает».