С прогоном сценария мы справились быстро. Прошка, проникнувшись важностью стоящей перед ним задачи, в рекордно короткий срок опустошил баночки с салатами, после чего устроился у Сержа на кровати и притворился бесчувственным телом. Архангельский сыграл свою роль блестяще. Он так естественно чертыхнулся, удалившись к себе в спальню, что мы с Лешей едва удержались от аплодисментов. Треньканье параллельного аппарата, установленного на кухне, возвестило мой выход. Я подняла трубку, выслушала маловразумительную речь Сержа и выбежала в прихожую. Мы обменялись репликами, которые по нашему представлению приличествовали случаю, и Серж проводил меня в гостиную. Я быстро изучила оставленный Прошкой натюрморт и подошла к дверям спальни. «Покойник» лежал поверх светлого ворсистого покрывала в грязных ботинках (маленькая Прошкина месть убийце). Он довольно точно воспроизвел позу Мефодия, обнаруженного нами злосчастным субботним утром в гостиной Генриха. Смятая записка валялась на полу, куда бросил ее Серж.
— Порви на мелкие кусочки и спусти в унитаз, — распорядилась я.
Серж безмолвно исполнил указание и вернулся в спальню. Прошка немного подпортил мрачную атмосферу последней сцены. Когда Архангельский брал его на руки, он непристойно хихикнул (боязнь щекотки). Да и вес его не очень соответствовал весу настоящей жертвы. Вряд ли Серж стал бы так отдуваться, неся Мефодия от спальни до порога квартиры. Но в остальном я осталась довольна.
— Все. Поставь Прошку на место, и бежим к машине. Время поджимает.
Серж послушно поставил Прошку на пол, мы позвали Лешу, сгребли со стола в гостиной бутафорию и очистили помещение. Леша с Прошкой отправились ко мне домой ждать результатов, а мы с Архангельским влезли в «Запорожец» и поехали к больнице. По дороге я в подробностях изложила наши тамошние приключения. На сей раз мы оставили машину за чугунной оградой и проникли за ворота беспрепятственно. Я провела Сержа нашим маршрутом, объяснила, где стояла «скорая» и где «Запорожец», показала, в каком направлении убегала от шофера и как потом возвращалась. Мы вернулись к машине.
— Варька, я когда-нибудь говорил тебе, что горжусь знакомством с тобой? — проникновенно спросил Архангельский. — Да что там знакомством! Я горжусь просто тем фактом, что дышу с тобой одним воздухом и имею возможность ходить по тем же улицам!
— Угомонись, Серж. Оставь свой пыл для Петровки.
В четверг, двадцать восьмого ноября прокуратура прекратила дело Подкопаева с заключением: «самоубийство». Мы сумели-таки перехитрить дотошливого следователя Петровского. Вероятно, если бы он напористее давил на гостей Генриха или всерьез озаботился фактом исчезновения Леши, у него что-нибудь и получилось бы, но он сосредоточил весь нерастраченный запас своей въедливости на нас с Архангельским, а мы стояли насмерть. Помимо тщательно проведенной мной подготовки нам немало помогло то обстоятельство, что Архангельский после Генриха действительно отправился к подружке, и соседи заметили, как он возвращался утром четырнадцатого. Правда, как и следовало ожидать, с телом Мефодия на руках его никто не видел, как не видел никто и прихода Мефодия тринадцатого вечером, но ведь не все же замечают соседи! Зато окулист в поликлинике опознала Мефодия по фотографии и, сверившись с картой, подтвердила, что он обращался к ней за несколько часов до «варварского разгрома», учиненного в ее кабинете ноябрьской ночью. Леша до самого четверга просидел у меня на даче — мы не осмелились подвергать его бесхитростную душу суровому испытанию допросом у Петровского.
Мое антиобщественное поведение было подвергнуто самой суровой критике, но длинная гневная нотация из уст работника прокуратуры все же лучше самого короткого тюремного заключения, поэтому можно считать, я легко отделалась. Равно как и Архангельский, хотя ему, на мой взгляд, повезло совсем незаслуженно. Но таким уж он уродился счастливчиком.
В пятницу, двадцать девятого, во второй половине дня капитан Селезнев явился ко мне домой взимать долг. Во исполнение данного обещания я должна была рассказать одну из старинных баек о нашей университетской жизни, а потом вечером представить его друзьям, которые наконец вновь соберутся у меня на традиционный пятничный бридж.
Предыдущую неделю мы с Селезневым виделись почти ежедневно. На Петровке у него я была лишь единожды, но он звонил мне каждый вечер, справлялся, как дела, частенько забегал пересказать свои диалоги с Петровским, а иногда предлагал пойти погулять. За это время мы узнали друг о друге много нового и выявили немало совпадений во взглядах и вкусах. Изобилие общих привязанностей укрепило меня во мнении, что Селезнев прекрасно впишется в нашу компанию и тем самым мое безоглядное доверие к нему будет оправдано в глазах друзей, которым я пока не решалась поведать подлинную историю нашего сообщничества.