"Он позорил нашу семью".
Сразу же после женитьбы Эмилю Галле принялись внушать, нет, просто вбивать в голову, что он должен быть достоин семьи Прежан, как другие зятья.
Представитель фирмы, изготовляющей подарки!
"И у него хватило мужества заключить страховку и платить в течение пяти лет! - восхитился Мегрэ, у которого противоречивый характер покойного вызывал одновременно симпатию и неприязнь. - Любил ли он свою жену, должно быть, не раз попрекавшую его унизительной должностью?"
Странная пара! Странная жизнь! В какую-то минуту Мегрэ уловил в г-же Галле искреннюю привязанность к мужу. Да, пока она не подозревала, что ее подслушивают.
Но как только она появилась перед комиссаром, она снова превратилась в неприятную, надменную мещанку, под стать своей сестре.
А каков Анри, который уже после первого причастия взирал на мир недружелюбно и недоверчиво! В свои двадцать пять лет он не хотел жениться на Элеоноре Бурсан из боязни, что она может лишиться ренты за первого мужа.
Ночью у него был приступ, но он все равно отправился на службу.
Начался дождь. Шофёр поставил машину у тротуара и поднял откидной верх.
Все три пули выпущены из одного пистолета. Отсюда можно заключить, что стрелял один и тот же человек. Но ведь ни Анри, ни Элеонора, ни Сент-Илэр стрелять в Мерса не могли!
- Какой-нибудь бродяга тем более. Бродяги не убивают, они грабят. Но ничего украдено не было.
Следствие застопорилось. Оно вертелось вокруг бледной и меланхолической личности покойного, вызывая у Мегрэ раздражение. С угрюмым видом комиссар вошел в первую попавшуюся привратницкую на улице Клиньянкур.
- Вы не знаете господина Жакоба?
- А чем он занимается?
- Не знаю. Во всяком случае, письма получает на это имя.
По-прежнему шел проливной дождь, но комиссар был даже рад этому: при такой погоде густонаселенная улица с тесными лавчонками и бедными домами больше соответствовала его настроению.
Конечно, хождение из дома в дом можно было поручить любому подчиненному, но Мегрэ, сам не зная почему, не хотел впутывать в это дело никого из сотрудников.
- Господин Жакоб?
- Таких здесь нет. Спросите в соседнем доме...
Сто раз он уже открывал двери или просовывал голову в застекленное окошко привратницких, расспросил по меньшей мере сто привратниц, прежде чем одна из них, крупная густоволосая женщина, презрительно посмотрев на него, бросила:
- Что вам нужно от месье Жакоба? Ведь вы из полиции, верно?
- Да, из уголовной. Он у себя?
- Как бы не так! Что ему делать дома в такое время.
- А где его найти?
- Как всегда, на углу улицы Клиньянкур и бульвара Рошешуар. Но вы-то по крайней мере не будете трепать ему нервы? Бедный старик никому ничего плохого не сделал.
Может, у него нет патента на торговлю?
- Он получает много писем?
Привратница нахмурила брови:
- Ах вот оно что! Я подозревала, что тут что-то нечисто.
Вы не хуже моего знаете, что он получал одно письмо раз в два-три месяца.
- Заказное?
- Нет, скорее даже не письмо, а бандероль.
- С банкнотами, не так ли?
- Ничего я не знаю, - отрезала она.
- Неправда, знаете. Вы прощупывали конверты, и вам тоже показалось, что внутри лежат деньги.
- А если и так?
- Где его комната?
- Вы хотите сказать, мансарда? На самом верху. Очень высоко, ему трудно каждый вечер взбираться туда на костылях.
- Его никогда никто не разыскивал?
- Года три назад. Господин с бородкой, похожий на кюре, только без сутаны. Я ему ответила то же, что и вам.
- В то время господин Жакоб уже получал письма?
- Получил одно, как раз перед этим.
- Этот человек был в визитке?
- Весь в черном, как кюре.
- У Жакоба бывают гости?
- Только дочь. Она работает горничной в меблированных комнатах на улице Лепик и скоро должна родить.
- А сам он чем занимается?
- Как! Вы не знаете? А еще полицейский! Да вы просто меня разыгрываете. Месье Жакоб? Да это самый старый продавец газет в нагнем квартале, старый-престарый, как Мафусаил из Библии.
Мегрэ остановился на углу улицы Клиньянкур и бульвара Рошешуар перед баром "На закате". В глубине террасы расположился продавец арахиса и жареного миндаля, зимой он, должно быть, торговал каштанами.
Со стороны улицы Клиньянкур на табурете сидел старичок и повторял хриплым голосом, терявшимся в утреннем шуме: "Энтран"... "Либерте"... "Пресс"... "Пари-Суар"... "Энтран" {названия парижских газет. "Энтран", сокращенное "Энтрансижан" (непримиримый), - французская газета, выходившая до второй мировой войны}.
К лотку была прислонена пара костылей. Одна нога у старика была обута в ботинок, другая в стоптанную домашнюю туфлю.
Увидев торговца газетами, Мегрэ сразу понял, что Жакоб - это не имя, а прозвище: старик с длинной торчащей бородкой, разделенной посередине на два клинышка, с большим крючковатым носом походил на персонаж, изображаемый на глиняных трубках, в просторечии именуемых Жакоб.
Комиссар вспомнил несколько слов из письма, восстановленных Мерсом: двадцать тысяч... наличные... понедельник...
И, наклонившись к хромому, резко спросил:
- Получили последнее письмо?
Г-н Жакоб поднял голову и поморгал красноватыми веками.
- Кто вы? - спросил он наконец, протягивая "Энтрансижан" очередному покупателю и выбирая сдачу из самшитовой мисочки.
- Уголовная полиция! Давайте поговорим по-хорошему, иначе мне придется вас увести. Дело грязное.
- Ну и что дальше?
- У вас есть пишущая машинка?
Старик усмехнулся и выплюнул изжеванный окурок, их перед ним уже набралась целая груда.
- Не будем стараться перехитрить друг друга, - произнес он. - Вы прекрасно знаете, что это не я. Мне, конечно, следовало бы держаться в стороне. За такое вознаграждение!..
- Сколько?
- Она давала по сто су за письмо. Значит, дело скверное?
- За него можно угодить на скамью подсудимых.
- Не может быть! Значит, там и вправду были купюры в тысячу франков? Я и не сомневался: когда щупал конверты, они издавали приятный шелест. Пробовал смотреть на свет, но бумага была слишком плотная.