— Добрый вечер, это опять я, — помедлив, сказал Свен.
— Садитесь, господин Олсен, садитесь. — заговорил Уж. На этот раз он был гораздо любезнее.
— Так вот, господин Олсен, я целую неделю работал по вашему заданию, но, к сожалению, могу сообщить вам очень немногое. Не скажу, что обнаружил что-нибудь особенно интересное в отношении упомянутой дамы.
«Упомянутая дама!» — сказал он. Он установил слежку за моей Карен. Или, вернее, за Эриковой Карен. И снова во мне вспыхнуло неукротимое желание разбить магнитофон на мелкие куски, словно заодно с ним я мог уничтожить Ужа и всю его грязную лавочку.
— Минуточку, господин Олсен, сейчас вы получите точные данные.
Он пошуршал бумажками.
— Итак, чередуясь с двумя моими сотрудниками, я следил за фру Холм-Свенсен, как мы уговорились, днем и ночью. Я уже упомянул, что ничего особенно интересного не обнаружил. Я сказал бы, что это была неделя, типичная для… хм… для жизни так называемых высших слоев общества. Она дважды устраивала обед — один раз для друзей, другой раз для деловых партнеров мужа. Он, разумеется, оба раза на них присутствовал. Один раз утром в компании других дам она посетила собрание общества Красного Креста. Один вечер она с мужем и с американской супружеской парой провела в ресторане «Дроннинген» и там танцевала. Два раза утром она играла с подругой в теннис на собственном корте и два раза вечером в гольф на трассе в Богстаде. В первый раз она играла с мужем, второй раз с подругой. Я все записывал, день за днем. Единственное, что, может быть, выпадает из общей картины, — это два свидания.
— Свидания?.. — переспросил Свен.
— Впрочем, вряд ли их можно так назвать. К сожалению.
Тон был такой, словно Уж считал, что не заслужил своего гонорара.
— В прошлую среду она завтракала в ресторане «Телле» вместе с господином Пребеном Рингстадом. Он заехал за ней, и они отсутствовали около двух часов. В четверг, то есть назавтра, он опять заехал за ней, и они отправились на его машине в сторону Экеберга. На вершине Экебергского плато возле стадиона они минут десять проговорили, не выходя из машины. Потом он отвез ее домой. Вся поездка продолжалась не более получаса — оба раза он к ней в дом не заходил.
Уж сделал паузу.
— К сожалению, господин Олсен, это все, что мне удалось узнать. Желаете ли вы, чтобы я продолжил свою работу?
— Не знаю. Впрочем, да, на всякий случай… для верности… пожалуй, еще неделю. В следующую пятницу я зайду к вам снова.
Но в следующую пятницу Свен не зашел. Уже в среду утром я обнаружил его в песчаном карьере в Богстаде с простреленным правым виском.
П. М. Хорге не узнал его по снимку в газетах. Это была формальная фотография Свена, к тому же десятилетней давности.
Уж не связал своего клиента Ханса Олсена, который сел в трамвай на остановке в Энербаккене, с судовладельцем, застреленным на трассе для гольфа.
Но теперь он знал. Я сам рассказал ему, кто такой на самом деле Ханс Олсен.
И я вдруг испугался, что сделал что-то не так. По спине у меня опять пробежал холодок. Взяв на себя роль сыщика-любителя, я навел Ужа на то, чего он не знал. И, может быть, причинил вред Карен, а уж Карен я ни в коем случае не хотел бы навредить.
Карл Юрген угадал мои мысли — он начинал меня пугать.
— Не жалей о том, что рассказал П. М. Хорге, кто такой Свен, — сказал он. — Он и так дрожит за свою шкуру, вряд ли ему захочется быть замешанным в деле об убийстве. Кроме того, если бы ты не рассказал ему о Свене, ты бы не выманил у него кассеты.
Я почувствовал себя скаутом, заслужившим поощрение от командира.
— Я займусь П. М. Хорге и его конторой, блюдущей тайны клиентов. Может быть, за ним ничего не числится. И он просто мелкий негодяй, который зарабатывает свои жалкие кроны на чужом несчастье.
Карл Юрген помолчал.
— Но почему… — сказал он потом, — почему Свену понадобилось идти к такому человеку? И почему он просил его собрать сведения о твоей жене, Эрик?
Эрик был похож на человека, которому снится дурной сон. Он не ответил.
— Эрик, — сказал Кристиан. — Может, ты хочешь, чтобы мы с Мартином ушли? Может, тебе лучше остаться наедине с Карлом Юргеном? Может, и Карл Юрген тоже считает, что мы тут лишние?
— Если Карл Юрген сказал, что вы можете остаться, я тоже не хочу, чтобы вы уходили, — проговорил Эрик. — Вы мои самые близкие друзья. Единственные мои друзья.
Голос его сорвался. Может, это алкоголь привел его в такое состояние, когда начинает казаться, что никто тебя больше не любит и тот, кто в эту минуту рядом, — единственный, кто тебя понимает. Но я не укорял Эрика за то, что он опрокинул один за другим несколько стаканов коньяка. У него были для этого веские причины.