Ну вот. Видите, какие нездоровые, саморазрушительные силы овладели мной в то утро, а тут еще Маргарет с энтузиазмом подливала масла в огонь. Словом, мы сидели и смотрели, как заваривается чай (не самое увлекательное занятие при любой погоде), и, чувствуя себя сообщниками, слушали дискуссию офисных пролетариев о том, делал ли себе недавно некий телеведущий косметическую операцию или это враки.
– Слушай, Маргарет, – сказал я. – Спорим, ты не сможешь назвать ни одного человека за всю историю человечества, на чьей славе никто бы не заработал денег.
Она не поняла, и я стал развивать мою идею. Я сказал ей, что в этом мире никто не становится – просто физически не может стать – известным без того, чтобы масса людей не нажила на этом кучу денег. Несколько опешив от моего цинизма, она приняла честный бой.
– Ты чересчур суров, Дег, А как же Авраам Линкольн?
– Не годится. Дело было исключительно в рабстве и в земле. Там крутилась бездна денег.
Тогда она говорит: Леонардо да Винчи, а я отвечаю, что он был бизнесменом, вроде Шекспира или всех прочих корифеев, работал только на заказ, и, хуже того, его изобретениями пользовались военные.
– Знаешь, Дег, это самый дурацкий спор из всех, что мне приходилось вести, – вскипает она, не зная, что сказать. – Человек запросто может прославиться, никого тгим не обогащая.
– Тогда назови хоть одного.
Я видел, что мысли Маргарет мечутся, она менялась в лице, сам же я научился самодовольством, отлично зная, чти все остальные в кафетерии прислушиваются к нашему разговору. Я вновь был парнем в бейсбольной кепке, едущим в машине с откидным верхом, торчащим от собственных талантов и считающим, что за всеми человеческими устремлениями стоят корысть и низость. Вот каким я был.
– Ну, хорошо, ты выиграл, – говорит она, уступая мне эту пиррову победу, я был уже на полпути к выходу со своим кофе (вновь Безупречный-Хоть-И-Нагловатый-Моло-дой-Человек), когда услышал из дальнего угла кафетерия голосок, произнесший: Анна Франк.
– М-да.
Я развернулся – и кого же увидел? Чарлин. Чарлин, достойную уважения за ее тихое неповиновение начальству, но невыносимо скучную и коротконогую. Она сидела возле гигантского блюдца, из которого нсякин желающий мог черпать таблетки от головной боли. Чарлин, с ее обесцвеченным перманентом, вырезанными из журнала В кругу семьи рецептами, как экономить мясо, полуотвергнутая любовником. Когда на рождественском вечере при раздаче подарков вытягиваешь из шляпы бумажку с именем такого человека, утебя непроизвольно вырывается: Кто-кто?
– Анна Франк, – взревел я. – Да и там были деньги, ежу понятно…
Но, разумеется, там-то деньги были ни при чем. Я невольно ввязался в поединок на моральном фронте, который она искусно выиграла. Я почувствовал себя дураком и мерзавцем.
ПРЫЖОК ЗА БОРТ:
пытаясь побороть свой страх перед будущим, человек с головой окунается в работу или образ жизни, далекий от всех его прежних устремлений: к примеру, начинает распространять тайм-шеры, увлекается аэробикой, вступает в республиканскую партию, делает карьеру в юриспруденции, уходит в секту или в макрабство…
ДЕТИ ПРИРОДЫ:
социальная подгруппа молодежи, выбирающая вегетарианство, хипповский стиль одежды, легкие наркотики и высококлассные стереосистемы. Серьезные люди, часто лишенные чувства юмора.
ЭТНОМАГНЕТИЗМ:
стремление молодежи жить в этнически однородных районах, где принят более свободный, эмоционально раскованный стиль общения. Тебе этого не понять, мама, там, где я сейчас живу… там обнимаются у всех на глазах!
СИНДРОМ ВОЛШЕБНИКА ИЗУМРУДНОГО ГОРОДА:
неспособность работы дорасти до запросов работника.
ТЕМНЫЙ ЛЕС ВЛАСТИ:
потаенная иерархия служащих офиса. Для нее характерна крайняя расплывчатость, несводимость к четким схемам.
Сослуживцы, естественно, были на стороне Чарлин – поддерживать кретинов никто не любит. Они улыбались своими ага-получил-но-заслугам улыбками, в кафетерии воцарилась тишина; публика ждала, что я вырою себе могилу еще глубже. Чарлин вообще напустила на себя вид праведницы. Но я лишь молча стоял: им оставалось только наблюдать, как моя белая пушистая карма молниеносно превращается в черное чугунное пушечное ядро, стремительно опускающееся на дно холодною, глубокого швейцарского озера. Мне хотелось превратиться в растение – коматозное, не дышащее, не думающее существо. Но офисным растениям грозит, что придет мастер по ксероксам и польет их обжигающим кофе вместо воды, так ведь? Что мне оставалось делать? Я положил с прибором на эту контору по выматыванию нервов. Пока не случилось чего-нибудь похуже, я вышел из кафетерия, вышел из здания на улицу – и с тех пор туда не возвращался. Я даже не потрудился забрать вещи из своего загончика.