Осенью, до наступления холодов, Линда куталась в шерстяные одеяла, которые приносила ей Шарлотта. Потом она следила за своим миром сквозь высокие стеклянные двери спальни. Зимой она видела спячку мира; весной – его обновление; а летом смотрела на почти удушающее буйство жизни.
Так продолжалось семь лет; за это время волосы ее поседели, у нее прекратились менструации, огрубевшая кожа туго обтянула кости, а голосовые связки атрофировались, и она не смогла бы заговорить, даже если бы и захотела.
ЯИЗМ:
попытка индивида, не получившего традиционного религиозного воспитания, самостоятельно создать религию, которая была бы подогнана под его душу и фигуру. Чаще всего – мешанина из идеи реинкарнации, общения с Богом, образ которого представляется крайне неясно, натурализма и лозунгов типа: Глаз за глаз, карма за карму.
Однажды, когда период медитации Линды уже подходил к концу, далеко-далеко, на другой стороне Земного шара, в Гималаях, монах по имени Ласки читал немецкий журнал Штерн, оставленный в местной деревне альпинистами. В нем он наткнулся на нечеткий, сделанный телеобъективом снимок женщины, Линды, которая медитировала в каком-то запушенном пышном саду. Читая подпись под снимком, где описывались тяжкие труды молодой богатой наследницы из Америки, вознамерившейся приобщиться к идеям нью-эйджа, Ласки почувствовал, что его сердце забилось быстрее.
На следующий день Ласки прилетел в аэропорт Кеннеди лайнером Джапан эйрлайнс. В рясе и с матросским рундуком, крайне встревоженный, он являл собой странное зрелище, когда пробивался сквозь вечернюю толпу еврошушеры, потрошимую таможней уцененных авиарейсов. Ласки надеялся, что лимузин вовремя доставит его из аэропорта в имение Линды. Время было на исходе!
Ласки стоял у стальных ворот и слушал доносящиеся из дома охраны звуки набирающей обороты вечеринки. Сегодняшний вечер, как он правильно понял из заметки о Линде в отделе Курьезы журнала Штерн, был последним вечером медитации – караульные отмечали окончание службы. Бдительность былаутрачена. Оставив рундук у ворот. Ласки тихо проскользнул вовнутрь и, никем не остановленный, зашагал по освещенным закатом остаткам въездной дороги.
Яблони оккупировали злые вороны; голубые низкие кустарники льнули к его ногам; на надломленных стеблях клонили головы изможденные подсолнухи; словно tricoteuses [18], во времена Французской революции так называли женщин, которые, не переставая вязать, присутствовали на всех заседаниях Конвента и Революционного трибунала., у земли их облепляли улитки. Посреди этого великолепия Ласки остановился, чтобы переодеться: вместо светло-коричневой рясы он надел куртку из сверкающего металла, которую вынул из рундука у ворот и принес с собой. Дойдя до дома Линды, он открыл входную дверь и вошел в прохладное, темное безмолвие, свидетельствующее об изобилии редко используемых комнат. Поднялся по широкой центральной лестнице, крытой черно-красным ковром – цвета гранатового сока; руководствуясь интуицией, миновал много коридоров и оказался в спальне Линды. Шарлотта, празднующая с караульными, не увидела на экране его вторжения.
БУМАГОБЕШЕНСТВО:
обостренная чувствительность к захламлению окружающей среды.
Потом во дворике-патио он увидел усохшую фигуру Линды, которая смотрела на янтарное солнце, наполовину ушедшее за горизонт. Ласки прибыл вовремя – период молчания и медитации Линды заканчивался через несколько секунд.
Ласки посмотрел на нее, такую молодую, но превратившуюся в древнюю старуху. Ему показалось, что тело ее едва не скрипнуло, когда она повернулась к нему лицом – страшно изнуренным, лицом агонии, похожим на сдувшийся резиновый матрас, слишком долго пролежавший на солнце.
Она медленно распрямила узловатое тело. Похожая на неуклюжую птицу, сделанную из макаронин ребенком, Линда прошаркала через патио в свою спальню – так легкий ветерок проникает в запертую комнату.
Казалось, ее не удивило присутствие Ласки, сверкающего своей металлической курткой. Проходя мимо него, она сложила губы в довольную улыбку и направилась к кровати. Когда она ложилась. Ласки услышал наждачное шуршание грубых армейских одеял о ее платье. Она смотрела в потолок; Ласки встал рядом.
– Вы, дети Европы… Америки… – произнес он, – вы, с вашими странными маленькими доморощенными религиями, как ни стараетесь, все понимаете неверно. Да, следуя моей религии, ты должна была медитировать семь лет, семь месяцев, семь дней и семь часов, но по моему же календарю. По вашему календарю это время составляет один год. Ты промедитировала в семь раз дольше, чем было нужно… ты зашла слишком далеко…-тут Ласки осекся. В глазах Линды появилось выражение, которое он видел у тех, с кем сталкивался днем в аэропорту, – у иммигрантов, готовящихся пройти через раздвигающиеся двери таможни и войти наконец в мир, ради которого они сожгли все мосты.