В этот момент я и заронил семя, из которого в моей жизни вскоре возрос столь неожиданный и восхитительный плод. Я сказал:
– Почему бы тебе не перебраться сюда? Брось все. – Возникла взаимная симпатия, позволившая мне беззаботно продолжить: – Забудь обо всем. Начни сначала. Поразмысли над своей жизнью. Сбрось лишнюю кинетическую энергию. Посуди сама, какой будет терапевтический эффект; а по соседству со мной есть пустое бунгало. Можешь въехать хоть завтра, и я знаю уйму анекдотов.
– Может, я так и сделаю, – сказала она. – Может, так и сделаю. – Она улыбнулась и взглянула на свою семейку. Та, как всегда, прихорашивалась и щебетала, спорила о предполагаемой длине хозяйства Джона Диллинжера, обсуждала демонические аспекты телефонного номера Джоанны (сводной сестры Клэр), содержащего три шестерки подряд, и вновь – покойного Нострадамуса и его предсказания. – Взгляни на них, а? И представь, что тебе двадцать семь, и ты едешь с братиками и сестричками в Диснейленд. Поверить не могу, что позволила втянуть себя в такое. Если ветер не разнесет это местечко, оно само взорвется от пошлости. У тебя есть братья и сестры?
Я сказал, что их у меня по трое – и тех и других.
– Тогда ты зна-а-аешь, каково это, когда каждый начинает раздирать общее будущее на отвратительные кусочки. Господи, когда они заводят такие вот разговоры – ну знаешь, все эти секс-сплетни и чепуха о конце света, – я подумываю: может, на самом деле они исповедуются друг Другу?
– Это в чем же?
– Ну, в том, как они все до смерти перепуганы. То есть когда люди на полном серьезе начинают говорить, что надо набивать гаражи тушенкой – про запас, или у них глаза наполняются слезами при мысли о Последних Днях Человечества, это и есть жутко трогательное признание в том, как им горько, что их жизнь идет совсем не так, каким хотелось.
Я был на седьмом небе. А как же иначе – ведь я нашел человека, которому нравится вот так вот изъясняться! Словом, мы часок продолжали в этом же духе, и прерывали нас только случайные желающие выпить рома да Аллан, который пришел забрать блюдо с жареным миндалем и хлопнуть Клэр по спине:
– Эй, мистер, вроде Дева на вас глаз положила?
– Аллан и все родичи считают меня чудачкой, поскольку я еще не замужем, – сказала она, а потом, повернувшись, выплеснула розовый коктейль Кейп-Код ему за шкирку. – И прекрати называть меня этой дурацкой кличкой.
Отомстить Аллан не успел. У столика мистера Бакстера началась суматоха – одно из тел вдруг сползло со стула, и кучка загорелых немолодых брюхатых мужчин, увешанных золотом, осеняя себя крестным знамением, сгрудилась вокруг тела – мистера Бакстера, который ухватился рукой за грудь и вытаращил глаза, точно клоун Какао.
– Опять. Только не это, – разом вырвалось у Аллана и Клэр.
– Иди, Аллан. Твоя очередь.
Аллан, капая соком, без всякого энтузиазма направился к обществу; несколько человек вскричали, что уже вызвали скорую.
– Прости меня, Клэр, – сказал я, – но у твоего отца такой вид, как будто у него инфаркт или типа того. Не слишлом ли ты… ну я не знаю, прохладно… к этому относишься?
– А-а, Энди, не волнуйся. Он выкидывает эти фортели по три раза в год – была бы аудитория побольше.
Возле бассейна поднялась суета, но Бакстеров в толпе можно было узнать сразу – по отсутствию интереса к происходящему: они не разделили всеобщего тревожного энтузиазма, когда прибыли два санитара с каталкой (привычная картина для Палм-Спрингс). Уговорив неопытную миссис Скотт-Бакстер не пихать ему в руку кварцевые кристаллы (она тоже была нью-эйджевской веры), санитары погрузили мистера Бакстера на каталку и повезли к машине; послышалось звяканье, заставившее толпу у бассейна замереть. У всех на глазах из кармана мистера Бакстера вывалились несколько ножей и вилок. Его пепельное лицо казалось пристыженным; воцарилось болезненное, раскаленное добела безмолвие.
– О, папа, – произнес Аллан. – Как ты мог так нас опозорить? – Он поднял вилку и оценивающе оглядел ее. – Это же явная железка. Разве мы тебя плохо воспитывали?
Туго натянутая струна напряжения лопнула. Раздались смешки. Мистера Бакстера увезли лечить то, что в итоге оказалось неподдельным, смертельно опасным инфарктом. Клэр между тем (заметил я краем глаза) сидела на краю рыжего бассейна и, болтая ногами в медово-молочном мраке воды, смотрела на солнце, которое уже почти скрылось за горой. И своим тоненьким голоском говорила ему, что ей очень жаль, если мы обидели его или причинили какую боль. И я понял тогда, что мы станем друзьями на всю жизнь.