Яцек украл пистолет, а они не хотят ему его дать, говорят:
— Мы потренировались в разборке, чистке и стрельбе и отдали в район — пусть тренируются другие. Получим задание — оружие нам вернут.
Пропадет у них пистолет, наверняка пропадет… А ему они не доверяют.
Жанно поразмыслил немножко и чистосердечно признался: «И правильно делают». Жанно имел свои виды на этот пистолет. Он называл его про себя: «Мой «вис».
Придется затаиться на время.
Однако случай представился раньше, чем он предполагал. Однажды во время вечерней прогулки по главным улицам Варшавы он встретил своего приятеля Александра, по прозвищу Али.
Жанно бродил взад и вперед по улице, избегая встреч с патрулирующими жандармами, — рослыми парнями с металлическими значками на мундирах. Кого только не было на улице: солдаты, толпящиеся возле публичных домов, молодые люди в просторных пиджаках, в сапогах с высокими голенищами, обыкновенные горожане. Вот нищий, который беспрестанно твердит: «Я хочу есть, я хочу есть…» Он стоит, прислонившись к обломку стены большого кирпичного дома, на развалинах которого разрослись сорняки. Пересчитав деньги, Жанно вошел в ресторанчик «Гавана», сел на табурет в баре и заказал «штабную» водку с вермутом.
Он обвел взглядом переполненный зал. Официанты, как змеи, извиваясь между спинами рассевшихся посетителей, балансировали подносами, уставленными бутылками, сковородками с котлетами, приготовленными из привезенной контрабандой свинины.
Из-за спины официанта, несущего бутылку мятной настойки, показался Али. Он прошел в бар и, остановившись рядом с остолбеневшим Жанно, спросил у бармена:
— Скажи, старина, где тут у вас туалет?
Потом увидел Жанно и крикнул:
— Ущипни меня, я сегодня под газом и все на свете путаю. Жанно!!! Вот так встреча! Дай-ка я тебя поцелую, товарищ по оружию. — От него пахнуло вишневкой.
— Я не при деньгах, — неуверенно сказал Жанно в ответ на приглашение Александра.
— Еще одно такое слово, и я убью тебя… честное слово, убью. Все в порядке… глянь-ка… — Тут он отвернул полу пиджака. — Блеск, а? — И он провел пальцем по корешкам новых пятисотенных бумажек.
Вечер окончился с наступлением комендантского часа.
Все было чудесно. Похожий на дохлую рыбу пианист по просьбе Александра играл на рояле «Цветы Польши» и «Легкую кавалерию», играл, не щадя инструмента. Была девушка с ниспадающими каскадом волосами. Александр звал ее Ирминкой.
Приятель Александра вместо фамилии буркнул что-то невнятное. Он был пьян в стельку и исполнен самой черной меланхолии. Он держал за руку другую девушку и время от времени, глядя на нее с пьяным трагизмом, повторял «Лес», — после чего долго с мрачным видом крутил головой.
— Мы, видишь ли, через две недели того — в лес… в лес смываемся, — пояснил Александр, а потом запел: — «Пора, пора быть лову, пойдем со мной в дуброву, товарищ мой».
— Какой товарищ? Какой товарищ? — допытывался Жанно.
— Не задавай глупых вопросов, хочешь — идем вместе, подхорунжий.
Они успели условиться обо всем еще до того, как мир вокруг превратился в мерцающую вату.
— Сталинград вселил веру в победу… Неуклонный рост активности в городе и на селе… На повестке дня агитация и организация сопротивления… Почему мы говорим — молодежь?.. Бесперспективность приказа «стоять с оружием к ноге» становится очевидной для каждого поляка. Нам нужны кадры опытных командиров, умеющих руководить вооруженными операциями, но это не единственная и не конечная наша цель… Широкий национальный фронт борьбы за жизнь нации, за национальное и социальное освобождение… Социальное освобождение… это значит…
Девушка так и сыпала фразами, похожими на лозунги. Но она старалась не увязнуть во фразеологии, не объяснять лозунгов лозунгами, как это часто бывает с людьми, которые постигли правду и, хотя умеют ответить на каждое «почему», заранее исключают возможность тех или иных вопросов.
Вечер еще не наступил. Середину комнаты занимал круглый стол, на котором ровными стопками лежали наклейки. Стопки были перетянуты резинками, какими пользуются аптекари, прикрепляя рецепт к бутылке с лекарством. Наклейки были сделаны из прорезиненной бумажной ленты, которая изготовлялась в огромных количествах в тридцать девятом году для предохранения оконных стекол от взрывной волны. На внешней стороне ленты были надписи: «К оружью, молодежь, — в лесу свой дом найдешь». «Второй фронт — это значит берись за оружие».