Через час, а может быть, больше, он пришел к выводу, что поиски бесполезны. По-видимому, он сам закопал компас в слое ила, когда в отчаянии пытался разгрести его руками и ногами.
Он прислонился к стене и долго стоял так, не зная, что делать. Наконец он пошел обратно. Как родной дом, приветствовал он светлый кружок над головой. Через люк, с которого он несколько часов назад снял крышку, шла живительная струя свежего воздуха.
Открыв дверь квартиры, он увидел обоих братьев Зильбер у раковины. Они выливали бензин из последних бутылок. Страшно было подумать, что вылитый ими в раковину бензин смешается с горящим керосином, который накачивали в чрево города изнемогающие под весенним солнцем молодые эсэсовцы Юргена Штропа.
XX
Намеченная на Первое мая боевая операция в последний раз вспыхнула великолепным фейерверком в воскресенье. Юрек, Дорота и Галина в сопровождении Гриба с Повонзек кружили во второй половине дня по трассе Новый Свят — Краковское Предместье — Старое Място. Парни исполняли роль прикрытия, девушки разбрасывали кипы листовок, разворачивая их предварительно веером, как салфетки. При этом листовки рассыпались в воздухе и падали, словно осенние листья. Попробуй брось пачку кое-как, она плюхнется на землю, словно кирпич, безо всякого эффекта, без результата. Дневные сеансы в кинотеатрах на Новом Святе кончались в разное время, и им удалось несколько раз осыпать листовками толпу, покидающую зрительный зал.
Люди, выходящие на яркий дневной свет, моргали глазами, плохо соображая, что происходит. Но все-таки кто-то схватил Дороту за руку. Выяснить, кто это был: переодетый агент или просто энтузиаст, так и не удалось. Он было затараторил: «Подожди-ка, подожди…» — да так и остался с разинутым ртом, ощутив, как его сдавили с двух сторон, и услышав грозный шепот: «Отцепись…»
Самое забавное было, когда под тенистым готическим порталом собора они осыпали листовками молодоженов, свадебный поезд, а заодно и толпу зевак.
— Так осыпают зерном молодоженов, — заметила Дорота.
— Есть какая-то притча о словах-зернах, — в раздумье произнес Юрек, который любил пустить пыль в глаза.
Они вложили в первомайскую операцию много старания: им хотелось как-то искупить свое бездействие по отношению к восстанию в гетто. Непосредственную помощь повстанцам оказывали лишь немногочисленные специальные группы гвардейцев. Они забросали гранатами гнездо немецкого пулемета. Делились с восставшими оружием, которого не хватало, которое покупалось ценой крови.
Отчетное собрание состоялось в центре города на квартире самого младшего члена союза, Вацека. Он жил в огромном, напоминающем караван-сарай, доме, на заднем дворе, где на первом этаже и в подвалах ютились мастерские сапожников и портных, которые вечно ходят в потертых, спадающих брюках.
Посреди двора на высоком, как подушка, газоне стояла икона богоматери. С наступлением комендантского часа люди зажигали перед иконой свечки и протяжно пели псалмы.
Если хорошенько вслушаться в звуки засыпающего города, то можно услышать жалобные гимны, плывущие над его крышами. Кажется, город стонет во сне, потому что с приходом ночи растет страх смерти и гладит своей замшевой лапой сердца.
О мальчике, который предоставил квартиру для собрания, Галина рассказывала чудеса. Варшавский Гаврош, гений изворотливости, ему известен каждый камень в городе. В прошлую неделю с крыши дома на перекрестке Маршалковской и Иерусалимских аллей сбросил пять кило первомайских листовок. Вот какой парень…
Стах только проворчал: «Ну, посмотрим», и на следующей неделе взял хваленого Вацека с собой; нужно было раздобыть оружие. Они поехали в лесок за Бабицами, который благодаря соседству с казармами летчиков и парком бронетанковых войск стал чем-то вроде большого публичного дома.
Если б женщина не закричала, обошлось бы без стрельбы.
— Лицо у него стало красное, как свекла, он медленно перевернулся на бок, царапая пальцами землю. — Ясь Кроне сгибал и разгибал растопыренные пальцы. — Вацек застрелил его. Мы еле ноги унесли.