Выбрать главу

Речь отца звучала внушительно. Сапожник поднял голову от грядки, кивнул отцу в знак приветствия и улыбнулся.

— Где они, Макощаки? — спросил Метек.

— «Под псами», — подсказал Юрек отцу.

— «Под псами»… «Под псами», — громко и не без злорадства повторил отец. Сапожник ухмыльнулся.

В ресторанчике «Под псами» Метек стоял возле столика братьев Маковских. Младший кончал разговор о патоке:

— …Ну, как? Порядок? Сделаешь — получишь сотню…

III

Спешить было некуда. Стах вышел из дому слишком рано, потому что не доверял старенькому будильнику, который ходил, только когда его клали плашмя. В верхней части циферблата на будильнике была нарисована физиономия улыбающегося негра, умевшего прежде поводить взад и вперед глазами. Потом глаза почему-то выпали, и на неподвижном лице застыло выражение горькой иронии. Это случилось уже после смерти отца, который заботился о часах, пока не погиб, засыпанный землей в глубоком котловане.

Стах идет не торопясь, он знает, что придет раньше всех. Постоит немного у фабричных ворот, как это делали до него многие поколения рабочих. На фабрику он войдет вместе с Гжесем и его товарищем — так будет лучше, потому что они обещали похлопотать за него перед мастером.

День над Волей встает тяжелый и знойный. Сейчас разгар лета. После жаркого дня наступает душная ночь, подрагивающая от мерцания звезд и стрекотания кузнечиков, а следом за ней приходит утро, теплое, как суп, только что вынутый из духовки. Небо белое и пухлое. Дым из заводских труб не расходится в сонном неподвижном воздухе. По Плоцкой лениво бредут полицейский в синем мундире [4] и шупо из «Зондердинста» [5]. На солнце сверкают голенища сапог. Оба зевают во весь рот, спекулянты мясом и ветчиной сегодня им не попадаются, одни молочницы разносят свою водянистую бурду по трактирам. Полицейский проверяет содержимое бидонов, велит платить штраф. Шупо таращит глаза, как филин. Время от времени спихнет только бидон в канаву, но бить не бьет — от жары его разморило. Он клянет службу в этой проклятой стране, где даже глупые бабы-молочницы стараются обойти закон и вставляют в бидоны двойное дно, наверху молоко, а снизу первосортное желтое масло.

Стах думает: двинуть бы ему, гаду, между ног. И сразу воображение рисует такую картину: он подходит к жандарму и — трах его деревянной подметкой! Тот корчится от боли, роняет автомат. Стах поднимает оружие и направляет на полицейского, который вот-вот выхватит пистолет. Оба — и шупо и полицейский — поднимают руки вверх. Тогда Стах подзывает к себе прохожего в клетчатой рубахе, бредущего по другой стороне улицы, просит его снять портупею с полицейского и забирает ее. А пленным велит идти впереди себя. С минуту он колеблется. Пристрелить обоих проще всего, но как знать, не привлекут ли выстрелы патруль, который точно так же, как эти двое, шныряет по соседней улице. Отпустить их — значит жди погони. И так плохо, и так плохо. А потом, что делать с захваченным оружием? Спрятать — заржавеет. Идти в лес — с кем? Куда? Стаха охватили сомнения, и он даровал врагам жизнь.

То место, где дальновидные предки братьев Берг основали столярную мастерскую и построили доходный дом, перед самой войной начало внезапно менять свой облик. Здесь стали возводить жилые дома и всякого рода общественные здания. Спекулянты скупали земельные участки. После кризиса наступил короткий и обманчивый период процветания, но началась война и все так и осталось недостроенным.

Рядом со старыми, заросшими диким виноградом строеньицами, где ютятся небольшие мастерские ремесленников, возвышаются красные коробки недостроенных жилых зданий. На пустырях виднеются зарастающие травой фундаменты. Фонари остались старые, газовые, которые помнили еще усатых, вооруженных саблей царских будочников.

Стах сохранил со времен детства смутное воспоминание о старичке, ходившем с шестом и лесенкой. Шестом он дотрагивался до чего-то в фонаре, и тот загорался, а если не хотел гореть, старичок подставлял лесенку, взбирался наверх и начинал возиться под стеклянным колпаком.

Фонари и обвитые виноградом домики мастерских возникли одновременно в период процветания богатых мещан. Потом начали застраивать целые кварталы — деньги стали наживать более быстрыми, более современными методами, и в больших количествах.

Стах пошел мимо группы увешанных котомками евреев. Их пригнали сюда из гетто, чтоб они разровняли пустырь, носивший название Садурки, и приспособили его для склада фирмы «Кабельверке». Евреев конвоировал солдат с двумя овчарками. Немец хлестал себя арапником по голенищам и орал: «Я вам покажу, lausige Juden!» [6]

вернуться

4

Синие мундиры носили поляки, служившие в немецкой полиции.

вернуться

5

Немец-полицейский из команды особого назначения.

вернуться

6

Вшивые евреи (нем.).