Находящемуся сбоку Жене было чуть проще, чем тем, кто стоял в центре. Попытавшись оказаться на возвышении, задрав голову и подняв камеру над собой, парень продолжал снимать видео и фотографировать. Обзор у него был чуть лучше, чем у других, поэтому он, одним из первых, заметил начавшееся движение среди ОМОНовцев.
Выстраиваясь в «змейку», с руками на плечах друг у друга, полицейские резко ворвались в плотные ряды митингующих, которым некуда было деться с «пятачка» у Болотной площади. Толпа бросилась врассыпную, пытаясь увернуться от захвата ОМОНовцев, которые готовы были скрутить кого попало. Первые задержанные активисты даже не поняли, как стали предметом «винтажа».
— Осторожно! — разнеслось над площадью, когда толпа, словно губка, «отпружинила» передние ряды людей обратно к полицейскому ограждению.
Поток людей разорвал полицейскую «змейку», рассоединив руки на плечах оперативников. В один миг ОМОНовцы остались поодиночке, отдельно, в толпе, что привело к их скорейшему бегству назад, к «живому ограждению» из сослуживцев. Им в след раздавались выкрики, кто-то из митингующих подставил полицейскому подножку под одобрительный гул.
А, между тем, пресс со стороны Болотной площади все нарастал. Женя уже чувствовал его на себе, не в силах сопротивляться натиску толпы, толкающему его вперед, к Большому Каменному мосту. ОМОН, очевидно, тоже почувствовал это неуменьшающееся давление: пытаясь сохранить перекрытие проезжей части, полицейские сомкнули ряд, плотно взяв друг друга в хватку «под локоть».
Передвигаться в давке было уже практически невозможно, за всех и каждого двигалась людская масса, живущая своей жизнью. Вспышки фотоаппаратов на «пяточке» возле Болотной площади мелькали все реже: слишком трудно было управлять своим телом и поднимать руки. Зажатые в тески оппозиционеры даже не могли упасть в этой давке, впрочем, Жене было страшно подумать, что произошло бы с теми, кто оказался бы на земле.
Митингующие, вначале поддержавшие сидячую забастовку, спешно поднимались с колен. Протест «на земле» исчерпал сам себя, медленно превращаясь из политической акции в борьбу за контроль собственными движениями. Ближе к Болотной площади, люди вышли на «пятачок», утыкаясь в спины других митингующих, не зная, куда деваться, но и не желая разворачивать и уходить, тем более что возврат на Малый Каменный мост был невозможен.
— Я вообще не соображаю ничего, — пожаловался, возникший из неоткуда, тот самый парень угрожающего вида, который до этого, как помнил Женя, уговаривал своих друзей не бояться ОМОНа. — Брат, не подскажешь, что там происходит?
Евгений и сам толком не мог оценить происходящее. Полиция, упираясь сапогами в асфальт, сдерживала толпу, в которой перемешались флаги и люди всех политических взглядов. Ни о каких колоннах, формировавшихся в начале марша, речи быть уже не могло. «Первую линию» между ОМОНом и другими участниками акции составляли журналисты. Женя только удивился их храбрости: некоторые репортеры, молча, не издавая ни звука, находились эпицентре того, что грозило перерасти в мясорубку, и не пытались уходить. Какого-то молодого мужчину, фактически, прибило к строю ОМОНа всем его телом. Он протиснул голову между локтями стражей правопорядка, которые этого даже не заметили, и тяжело дышал. Таких, как этот журналист, было много: некоторые старались двигаться, упираясь в грудь полицейских руками и сопротивляясь давлению сзади, другие уже сдались, ограничив свои движения до минимума, почти повиснув на живом заграждении из оперативников.
— Давят их… — мрачно ответил парень, отметив, что толкать его начинают в толпе все более активно. Люди задвигались, с каждой секундой налегая на строй ОМОНа все сильнее.
— Не давят… — мгновение подумав, покачал головой его новый знакомый. — ПРОРЫВАЮТ.
— Чего? — удивленно переспросил Женя.
— Люди уже сами вперед подаются. Фанаты так же прессуют полицаев, чтобы прорвать цепь. Я знаю, сам делал… — попытался объяснить тот, и, судя по всему, был прав. Новый поток людей подался вперед, увлекая его за собой, одновременно потянув в сторону.