— И то верно, — согласилась Юля. — Сквозь снег как-нибудь проберемся.
— Проползем в пьяном виде! — потер руки Ваня, пододвигая к себе новую порцию виски.
Все трое покинули бар на Марата почти в обнимку. В декабрьском городе темнеет рано, зато в зимние месяцы небо над ним гораздо чище. Луна в одиночку висела над центром Петербурга, окрашивая его в серый цвет. С крыши свисали сосульки. Не слишком трезвый рассудок Юли подбросил ей мысль о том, что в лунном свете они приобрели цвет “металлик” и словно были сделаны из платины. Юля любила платину (ни то чтобы у неё было хоть что-нибудь из этого металла), однако она вполне могла проломить кому-нибудь голову, приняв форму сосульки.
— Осторожнее, — девушка потянула парней за руки дальше от крыши, на тротуар, где они тут же столкнулись с прохожими, спешащими по своим делам, явно придерживаясь той же “безопасной” зоны. Половина пешеходов на улице Марата, в любом состоянии алкогольного опьянения, казалось, разделяла Юлины опасения в отношении острых льдин.
— Да ну, ладно вам, испугались какой-то глыб…бля! — с этими словами Ваня поскользнулся, схватил Тиму за рукав, оба тут же накренились на бок. Тимофей предусмотрительно отпустил Юлю, чтобы та не упала следом.
— Ну что, все еще не считаешь уборку улиц обязательной? — отдышавшись, спросила девушка.
— Надо было на дуру какую-нибудь упасть, — несколько рассеяно ответил Ваня, садясь в снегу в “позу лотоса”.
И тут до каждого из троих отчетливо донесся мерзкий скрип. Звук раздавался откуда-то сверху, словно чья-то когтистая лапка с удовольствием скользила по металлической поверхности. Неприятное звучание заставило молодых людей поднять головы вверх. Там было ничего не видно, но рассматривать было и нечего. Небольшой ледяной осколок (размером, примерно, с кирпич) со всей силой притяжения упал на асфальт метра за 4 от Юли. Падение все встретили задумчивым молчанием.
— Главное, чтобы дура не упала на тебя, — философски заметил Тимофей, уже поднимаясь и отряхиваясь. — Вот так, вроде бы все целы, а помянуть добрым словом губернатора не получается.
— Ну, хватит уже про эту страшную женщину, — взмолился Ваня.
— Почему она страшная? — отмахнулся Тимофей. — Нельзя не любить кого-то только за то, что он страшный.
— Да ну, пожалуйста, у нас каждый второй так делает, — не согласилась Юля, спеша ретироваться подальше от места активных действий “внезапной” декабрьской зимы.
Действительно, в России поколение фриков, живущих по принципу “чем страшнее, тем душевнее”, не обрело себя даже в сумасшедшие 90-е годы. Ближе всего к ним подошли господа бизнесмены в малиновых пиджаках, да и то, там социальная проблема была куда глубже простого желания поэпатироть на публике. Ни то чтобы на Руси встречают по одежке, просто люди, выросшие на прототипах Бабы Яги, Кощея и прочих страшилищ с детства для себя решили — красота спасет мир, а некрасивому человеку верить нельзя. У Юли в университете даже подруга была, написавшая диссертацию по социальной антропологии о том, как красивым людям в современном мире жить было проще. За это она выиграла какую-то стипендию, тоже, наверное, потому что была не дурна собой, не иначе.
— Оглянись вокруг, это только красивые люди всегда пудрят нам мозги! — попытался поспорить Ваня. — С экранов телевизоров, в кино, на картинах. Какое право имела Елизавета Первая Тюдор утверждать, что яркие ткани — не есть украшение приличной британской девушки? Да потому что красивая была, сволочь, убедила всех в том, что она — солнце Туманного Альбиона, так что все остальные дурочки ходили замарашками.
— Не потому что красивая, а потому что королева, — напомнила Юля. — Из этого мы делаем вывод, что власть всегда пудрит мозги людям.
— Друзья мои, ну это же всего лишь СНЕГ, — картинно воздел руки к небу Иван, а потом пнул сугроб.
Через месяц после этого случая, небольшая глыба (размером с шар для боулинга, не больше) сорвалась с крыши дома № 28 по проспекту Стачек. Шестилетний Ваня, оказавшийся в тот момент на улице, погиб мгновенно, убитый летящим куском льда. В правительство в ту неделю поступило множество писем от тех, кто всерьез озаботился некачественной уборкой снега с питерских крыш. Не было никаких сомнений в том, что все эти люди стали ходить по улицам гораздо осторожнее.
Уборка снега, по данным правительства, продолжалась ежедневно. При отсутствии эффективных технологий, трудные и опасные участки обрабатывались вручную, при помощи лопат и ломов. Некоторые саркастично полагали, что для решения «снежной» проблемы в Петербурге пришлось сменить губернатора. Другие уверены, что это просто зима стала менее суровой, от того и лед не падает. Что было бы в Петербурге при более низких температурах и обильных снегопадах на момент написания этой книги, никто не знает.