В КГБ, похоже, об этом знали и сразу после моего отъезда всерьез принялись за Сережу. Ему исполнилось 30 лет. Выпускник Бауманского училища, способный инженер, он был специалистом по автоматическим системам управления. Работа ему нравилась, и на работе им были довольны.
Прошло несколько недель после моего отъезда, когда его впервые вызвали в КГБ. Он пришел по указанному в повестке адресу и оказался в частной квартире — во всяком случае так это выглядело. Беседовали с ним два сотрудника, один пожилой, другой молодой. Старший, как понял Сережа, был тот самый Владимир Павлович, который был моим куратором. Начали с вопроса: "Почему вы остались, а не поехали с мамой?" Сережа сказал, что уезжать не хочет. Тогда ему объяснили, что, живя здесь, в Советском Союзе, он должен выполнять долг советского человека — в данном случае рассказывать им о всех маминых контактах и знакомых в Москве.
У Сережи, конечно, не было ни малейшего желания принять это малособлазнительное предложение, но он не знал, как лучше ответить, чтобы не навредить себе. Поэтому сказал, что должен подумать, а сам на следующий день побежал к Софье Васильевне Каллистратовой, защитнице и консультанту диссидентов.
Выслушав Сережу, она произнесла примерно следующее:
— Видите ли, если вы намерены отказаться от их предложения, то должны сделать это в максимально доступной для них форме. Я бы рекомендовала, извините меня, послать их на… — и пожилая интеллигентная женщина употребила хорошо известное русское слово.
На Сережу это произвело сильное впечатление. На следующий день, встретившись со своими "ведущими" из КГБ, он дословно повторил эту формулу. Реакция была совершенно неожиданной — старший сотрудник весело рассмеялся:
— У вас вся семья такая, что ли? Ведь то же самое, слово в слово, сказал и ваш отчим Николай Вильямс. — Софья Васильевна была права: с ними нужно говорить на понятном им языке.
Вербовать Сережу перестали. Но в покое не оставили. Верный признак недовольства: в квартире отключили телефон. Сережа продолжал помогать мне, чем мог, и это не осталось незамеченным. Когда в 1979 году "очищали" Москву от неугодных элементов в преддверии Олимпийских игр, от Сережи решили избавиться, тем более что произошел досадный прокол. В одном из своих писем, переданных через визитера Тане Великановой, я описывала ситуацию в среде диссидентов в эмиграции: кто что говорит, какую позицию занимает по тем или иным вопросам и так далее. В конце письма я приписала: дай прочесть это письмо Сереже. Таня письмо получила, прочла сама, дала прочесть Сереже, но, против обыкновения, письмо не уничтожила — то ли забыла, то ли хотела перечесть. А тут КГБ нагрянул с обыском. Письмо нашли, и Сережу стали донимать: ага, получаете инструкции из-за границы. Четыре раза вызывали на допросы, требовали, чтобы он назвал знакомых ему участников правозащитного движения. При этом угрожали лишить средств к существованию. Страшно было, признался он мне позже, ведь это была не пустая угроза.
После очередного допроса к Сереже в коридоре подошел молодой сотрудник, который присутствовал еще на первой беседе, пригласил его покурить и поговорить в неофициальной обстановке. Они расположились на лестничной площадке между этажами.
Сделав первую затяжку, сотрудник сказал:
— Сергей Валентинович, мне представляется, что для вас лучше всего уехать. Куда? К маме, на Запад. Потому что если вы не поедете добровольно на Запад, вы поедете против своей воли на восток…
Сережа был в ужасе. Его жена категорически не хотела уезжать. Однако, когда он рассказал о последнем разговоре, Людмила поняла, какое будущее уготовано их семье. Ради мужа она бы изменила свое решение и согласилась уехать, но как быть с 13-летней дочерью? Отец девочки, бывший муж Люды, ни за что не даст разрешения, он уже сказал об этом. А между тем сотрудники КГБ не оставляли их в покое: ну что, согласны уехать?
— Ничего не получается, — объяснил им Сережа, — бывший муж не дает согласия на отъезд дочери, а без нее мы никуда не поедем.
— Кто? Бывший муж? И в этом все дело? А ну-ка дайте мне его телефон…
Вечером того же дня Люде позвонил бывший муж и мрачным голосом сообщил, что против отъезда дочери не возражает. 20 мая 1980 года, через три года после моего отъезда, я обняла своего старшего сына на американской земле.
Глава 14
Наше движение переживало кризис, и все происходящее с его активистами освещалось в "Хронике". В 58-м выпуске рассказывалось о суде над Татьяной Великановой, ее приговорили к пяти годам лагерей и пяти годам ссылки. Материалы следующего, 59-го выпуска были конфискованы КГБ, и он так и не вышел. В 60-м выпуске сообщалось об осуждении Саши Лавута. Он получил три года лагерей, а в конце срока — по новому обвинению — еще три года ссылки. Выпуск 62-й поместил материалы о новом аресте Анатолия Марченко и последовавших обысках. Вскоре все, что он написал, классифицировали как антисоветскую пропаганду, и его осудили на десять лет лагерей и пять лет ссылки. В том же выпуске появился некролог Юри Кукка, эстонского ученого-химика. Он протестовал против советского вторжения в Афганистан, добивался осуществления права граждан на выезд из страны. Кукк скончался в возрасте сорока лет, после длительной голодовки в лагере, где отбывал двухлетний срок.