Выбрать главу

Тем, кто проезжал мимо по трассе, было не узнать, что в здешней школе предписанные программой учебники и планы существовали только для проверяющих. А дети учились по старым советским расписаниям и учебникам; там, где надо, педколлектив дополнял их специально отобранными пособиями.

На этом чудеса не заканчивались. Электросчетчики в домах стояли для вида. На самом деле плату энергокомпании вносила община. Но и это еще не все. Телепередачи подвергались цензуре — записывали со спутника трансляцию для предыдущего часового пояса, и, передавали ее в свою сеть уже без рекламы и тех программ и фильмов, которые считали вредными. Их заменяли классической музыкой, балетом или просто «уплотняли» эфир. И, конечно, блокировали и вырезали порнографию из Интернета с помощью сетевого робота. Да и Интернетом молодежь пользовалась только под контролем. До 18 лет дети воспитывались в общем пансионате, а после получали свободу выбора — остаться и работать в колхозе, или поехать в большой мир. Но, даже отучившись, многие, если не все, возвращались.

Церкви не было. В ней еще в 1932 году устроили овощехранилище. Но ни наркоманов, ни алкоголиков, ни даже подростковой уголовщины, если не считать нормальных разборок взрослеющих мальчишек, не было тоже.

Осенью 91-ого колхоз был на грани развала. Урожай вдруг оказался никому не нужен, бензин и запчасти пропали, в стране творилась «шоковая терапия». Самые ушлые подговаривали делить имущество, но нашлось два десятка решительных мужиков, которые отговорили селян приватизировать участки и выгнали прежнего председателя. Его заменил парторг, который тут оказался не рвачом и не бездельником. Это и был агроном Клим Корнейчук, вокруг которого образовался кружок единомышленников, которые заразили своим энтузиазмом и остальных. Уже тогда было решено — идти туда, куда шла остальная страна, колхоз не будет.

Сказать, что они сохранили то, что осталось в наследство от СССР, было не совсем верно. К тому времени осталась только материальная база, ее сохранили. Но культура общественных отношений уже умирала, надо было создавать новую. И им это удалось.

Формально у не было индивидуальной собственности вообще. Предметы обихода были тем, чем человек пользовался. И хотя на практике никто ничего не забирал, вещи были принадлежностью дома и передавались вместе с ним без сожалений. Если кому-то была нужна вещь, не необходимая в хозяйстве, например хорошая видеокамера, новый компьютер, моторная лодка… да и автомобиль, он брал ее на общем складе или общем гараже, пользовался и возвращал.

Демьянов подумал, что Томас Мор и Томмазо Кампанелла от зависти скрипнули бы зубами. Тут никто не строил никаких концепций, но модель, простая и эффективная, работала.

Экономическая жизнь была основана на годичных и пятилетних планах, которые всегда выполнялись с ростом показателей, невзирая на мировые кризисы. Всеми внешними сношениями ведала Артель, но люди не возражали, потому что на практике это избавляло от риска быть обобранными перекупщиками.

Вместо того чтобы продавать сырье, это микро-государство активно развивало консервную промышленность и молочный сектор. До войны они производили все от сыров до йогуртов, да и огурцы в магазинах половины области были отсюда, а не из Индии. Собственно, скот и запасы продукции, которую не успели развезти по торговым точкам, помогли им неплохо пережить зиму. Они не потеряли бы ни одного человека, если б не внешний мир. Еще по пути внимательный глаз Демьянова заметил несколько тщательно замазанных штукатуркой выбоин на стенах. Как бы то ни было, у этой утопии были зубы, иначе бы ее просто затоптали.

Даже теперь, хоть они в техническом плане и отставали от Подгорного, то только потому, что район вокруг был аграрным.

— Вот те раз, — только и смог произнести Сергей Борисович, когда рассказ был закончен. — То есть теоретически человек мог подогнать «Газель» и вынести весь магазин?

— Мог, — ответил Лев — Но не стал бы. На хрена ему это делать, если он знает, что завтра магазин останется на месте? Три кило колбасы за день не съесть. Даже мне. Двое штанов не наденешь. А если сносишь и захочешь новые — их выдадут. Ну, в разумных пределах. Тут дело в воспитании. Мы, старшее поколение, которые все начинали, воспринимали каждый кирпич как свой. А молодые здесь выросли. Как Маугли. Вырос с волками — стал волком. Вырос в свинарнике — свиньей. Вырос среди коммунистов…

— Стал Егором Гайдаром, — мрачно закончил за него Сергей Борисович. — Обнаглел от вседозволенности. Решил, что так жить нельзя, и все разломал.