Глава 1. Дорога на Урал
Вначале речь шла о месяце, затем о том, чтобы вернуться до сильных холодов. Потом и про это обещание забыли, а спрашивать командиров было бесполезно. Понимая, насколько растяжимо это понятие, Александр не рассчитывал снова увидеть город, ставший вроде бы родным, раньше ноября-декабря.
Продуктов у них с собой было много, и все длительного хранения. Только в их машине ехало четыре коробки консервов, и Данилов хорошо понимал, зачем. Запасы топлива еще можно было пополнить по дороге. За патроны — универсальную валюту, верно предсказанную фантастами — им налили бы солярки легко. Продукты за эти же патроны калибра 7.62 им не продали бы никогда. Еду можно было только отнять силой, и Александр подозревал, что если понадобится, они пойдут и на это. Слишком многое было поставлено на карту. А пока им каждый выдавали хоть и скудный, но питательный паек: вдвое сытнее, чем в Подгорном.
Еще было далеко до полудня, а они уже добрались до Новосибирска. Данилов думал, что коль скоро они двинутся по одному из уцелевших мостов, он сумеет хорошо рассмотреть и запечатлеть то, что осталось от Новосибирска. Но ни поснимать, ни даже взглянуть одним глазком не удалось — город проскочили на предельной скорости и с задраенными окнами.
Металлическую створку разрешили открыть, но совсем ненадолго. Уровень радиации не спадал.
Колонна ехала вдоль берегов разлившейся Оби и бывшего Новосибирского водохранилища, превратившегося в гигантское болото. Берега покрывала маслянистая жирная грязь, и трудно было понять, чего в ней больше, органики или химии. Но если приглядеться, можно было рассмотреть увязшие в ней тела и кости людей и животных, предметы обихода — от покрышек до телевизоров. Теперь в этом мусоре рылись жирные вороны и непонятно откуда взявшиеся взъерошенные серые чайки. Пару раз они замечали собак, но ни одну подстрелить на ходу не удалось — твари стали гораздо осторожнее. Данилов читал, что когда построили плотину ГЭС и заполнили Новосибирское водохранилище, под водой оказалось много населенных пунктов. После таянья снегов великая сибирская река отхватила где сто, где двести метров береговой полосы, но за пару летних месяцев уровень воды немного спал — и та обнажила прежний берег, уже успевший размыться, и вытолкнула из себя все, что накопилось в ней за время половодья.
Но осенние дожди снова наполнили и Обь, и те прудики и болотца со стоячей водой, которые отрезала от нее летняя сушь. В этих местах под колесами то и дело начинала чавкать грязь, а когда приходилось высаживаться, надо было очень внимательно смотреть, куда ставишь ногу. И очень разумно было с их стороны выехать с первыми заморозками, иначе комары и гнус.
Вскоре река осталась далеко позади, и земля стала гораздо суше. Два раза за этот день им попадались встречные машины — оба раза это были небольшие караваны из трех-четырех машин. Но уже то, что они рискнули выехать на дорогу, показывало, что здесь если и убивают путников, то не всегда. При приближении колонны они боязливо жались к обочинам и останавливались. Кто-то из идущей впереди штабной машины выходил к ним, и они перебрасывались несколькими словами, затем гонка продолжалась.
«Договариваемся на берегу, журналист, — сказал Александру еще в первый день Дэн, бывший сурвайвер, назначенный старшим по машине. — Нянькаться с тобой никто не будет. Лямку будешь тянуть как все».
Саша согласно кивнул, принимая это как само самой разумеющееся. Тот, кто был с ним вылазках, знал, что новенький не белоручка. Еще до экспедиции новые товарищи смотрели на него с подозрением из-за недавнего прошлого — слухи распространялись быстро. Но он делом доказал, что может быть своим. Пусть со странностями, пусть диковатым, но тем, на кого можно положиться. Простые как сибирские валенки, не знающие ученых слов типа конгениальность, они жили одним днем и не забивали головы всякой ерундой. Зато с ними было просто, и велик был соблазн самому стать таким же.
Вскоре Данилову показалось, что он узнал один из отрезков дороги. И точно: он тут когда-то проходил.
К полудню они проехали через Коченево, предварительно обследованное разведгруппой, двигавшейся впереди них с опережением на пару километров. Он, как и все города, где было больше двадцати тысяч жителей, стояли брошенными, и это было понято — там было трудно даже просто следить за санитарией.
Там, где когда-то был прилепившийся к городку лагерь беженцев, только ветер шевелил размокший мусор и куски мокрого брезента на том месте, где стояли палатки карантинной зоны. Тут и там попадались черные пятна — то ли следы костров, то ли бушевавшего пожара, среди которых попадались предметы, похожие на обгорелые тела, но это были доски и бревна. Должно быть, прежде чем погибнуть, лагерь успел обзавестись более основательным жильем, чем палатки. Но и эти рубленные дома не выстояли.