«На далёком минарете…»
На далёком минарете
Спел молитву муэдзин,
Звуки тают в полусвете,
В синих сумерках долин…
Луч зари трепещет слабый,
Вот он вспыхнул и погас…
У шатров молясь, арабы
Совершают свой намаз.
В эту ночь, в канун Бейрама,
Близок сердцу их Аллах.
Над землёй, как купол храма,
Небо искрится в огнях…
У ключа
В дымке прозрачной тумана
Блещет струя Иордана,
Горы дымятся Моаба,
Искрится Мёртвое море,
Тихо в безлюдном просторе,
Изредка встретишь араба…
Путь мой в Бетанию долог…
Неба раскинулся полог,
Знойный, прозрачный, бездонный…
Горная вьётся тропинка,
Сходит по ней бедуинка;
Ключ под горою студёный.
Тихо идет по безлюдью
С гордой высокою грудью;
Строен и трепетно гибок
Стан иудейской газели.
Блещут на кудрях, на теле
Волны дрожащих улыбок…
На голове её джара;
Нежная смуглость загара
Дышит весной пробуждённой…
Воздух застыл, не колебля
В поле ни травки, ни стебля,
Будто он ждёт затаённо…
Льётся хрустальная влага,
Вьётся по камням оврага,
Звонкие падают капли…
Вдруг — голоса в отдаленье,
Чье-то гортанное пенье…
Едут… Кто там? Не араб ли?
Края далёкого люди
Мчится один на верблюде,
Девушка смотрит без страха…
Близко подъехал к ней воин…
Громко воды ключевой он
Просит во имя Аллаха.
Вижу с приветом, от века
Близким Востоку, Ревекка
Воду подносит в кушине.
Щедро поит её джара
Влагою Элеазара —
Гостя далёкой пустыни
Праздник Маккавеев в Реховоте
(В октябрьские дни 1905 г.)
Мы украсили пальмами белые залы,
Мы портрет увенчали Вождя.
Луч зари угасал, просветлённый и алый,
Как прощальный привет, уходя.
Гулко колокол грянул, и радостным звоном
Он сзывает на праздник селян.
Опускается ночь над селеньем бессонным,
Горы скрыл, как завеса, туман.
Там, вдали, у подножия гор Иудейских
Древний Гезер в загадочной тьме,
Дальше дремлют остатки могил Маккавейских,
Спит веками Модин на холме.
Мы на праздник сошлись. В память дней Маккавеев
Ярко вспыхнув, зажглись огоньки,
Но они, тени жуткие ночи развеяв,
Не развеяли в сердце тоски.
Грустен праздник наш был. В тусклых звуках веселья
Дрогнул стон зарыдавшей струны.
Неотступно мерещился мрак подземелья
Незабытой далёкой страны.
Нам мерещился север угрюмый и снежный,
Ширь равнин в ледяных кандалах,
Нам мерещился ужас холодный, безбрежный,
Затаившийся в тёмных углах.
Там глумится над Богом, над братской любовью
Обезумевший зверь-человек,
Нам мерещился детской горячею кровью
Обагрённый, забрызганный снег.
Там борцов-Маккавеев пигмеи-потомки
Умирают скорбя, как рабы.
Тут их жизни и славы забытой обломки,
Скорбный памятник древней борьбы…
Гроза
Всю ночь гудели вади
И молнии во мгле,
Как огненные пряди,
Метались по земле.
И скованные громы
Взрывали кандалы…
Вдали катили громы
С трепещущей скалы
Тяжелые громады
Грохочущих лавин,
И содрогались гряды
Встревоженных вершин