Те же могилы, руины,
Вид безотрадно-пустынный,
Только уныло и слабо
Где-то гудит монотонно
Песня бессилья и стоны —
Грустная песня араба..
В Омаровой мечети
В ограде храмовой затихли гулы дня.
Мы подошли к священному порогу.
Мы, обувь сняв, вошли. Молчание храня,
Нам старый шейх показывал дорогу.
Ворвался день в просвет узорного стекла,
Блеснул лампад неугасимый пламень.
Под круглым куполом гранитная скала —
Алтарь наш древний, первозданный Камень.
Веков исчезнувших открылась глубина.
На камне стертый след тысячелетий.
На нишах и окне Корана письмена
Причудливо играют в полусвете.
Сюда в былые дни лишь раз в году входил,
Молясь за свой народ, Первосвященник.
Я здесь стою теперь без радости и сил,
Чужих святынь и чуждой жизни пленник.
В больную душу свет развеянных времен,
Как свет надгробий, купол льет узорный.
В мерцании лампад у мраморных колонн
Перебирает четки дервиш черный.
Недоуменный взор полузакрытых глаз
Покоится на госте-иноверце…
Бродили долго мы по храму… В этот час
Последней кровью исходило сердце…
В лунном свете
Ризой трепетной и яркой
Мириады звёзд зажглись,
Млечный путь дрожащей аркой
В беспредельности повис.
Колыхаясь в струйках лунных,
Тишь задумчивее спит,
На сыпучих белых дюнах
Блеск серебряный дрожит.
Зачарован мягким блеском
Апельсинный сад заснул,
Долетая тихим всплеском,
Замирает жизни гул.
Рокот моря еле внятный
Донесётся иногда…
С глуби неба необъятной
В бездну падает звезда…
«Чу, неясный слышен шорох…»
Чу, неясный слышен шорох,
Что-то дрогнуло в тиши,
Чей-то голос в сикоморах
Прозвучал, как зов души.
Лунным блеском всё залито,
Слышен тихий рокот струй…
Чей-то голос: «Суламита»…
Еле слышный поцелуй…
Месяц мягкий блеск над садом
Целомудренный струит,
Речь библейская каскадом
Шелестит, поёт, журчит.
Ночь волшебней и чудесней,
И мечтательнее сад,
И созвучья Песни Песней
В чутком воздухе дрожат…
У Западной стены
Сердце замерло вдруг, сердце стало на миг,
Я не видел ещё, но душой я постиг,
Что стою у стены, у надгробной плиты
Наших солнечных дней и былой красоты.
Я услышал как вал нарастающий гул,
Я сквозь слёзы, застлавшие очи, взглянул:
День был чист и прозрачен, был жгуч и палящ,
Свет облёк все кругом, как пылающий плащ.
Растоплённым потоком лилась бирюза,
Брызги огненной пыли слепили глаза,
А внизу, где к стене приводила тропа,
Словно призраков мрачных и жутких толпа
Вся сливалась в один оглушающий крик,
Надрывающий душу… Был странен и дик
Вид одежд запылённых и горестных лиц…
Кто-то камень целует и падает ниц,
Кто-то плачет, склонившись у древних камней,
Возле глыб запылённых и дымных свечей…
Здесь веками народную боль у Стены
Изливают в молитвах седой старины,
Зажигают свечу пред священной Стеной —
Поминальный огонь на могиле родной…