12 марта 1948 года, стоя у свежей могилы Лейба Яффе, его соратник по сионистской деятельности, будущий 3-й президент Израиля Залман Шазар (Рубашов) сказал:
Написанные им по-русски и на идише стихи о Сионе были теми искрами, из которых возгорелось пламя сионизма в дореволюционной России. В разгар революции ряды сионистов пополнялись теми, кто слушал его выступления во время агитационных поездок по городам и местечкам «черты оседлости». А сионисты пореволюционной России избрали его одним из своих лидеров. Когда же настала эпоха свершений и центр сионизма переместился в Страну Израиля, где создавались сельские хозяйства и росли жилые кварталы, нам понадобилась всесторонняя помощь евреев диаспоры. И тут он взял на себя задачу создания и пополнения Основного фонда и отдал этому служению все свои годы. Он был самым любимым, почитаемым и успешным в деле мобилизации средств для возрождения Палестины. Он исколесил мир, пересекая страны и континенты, пробуждая дремлющих, окрыляя жаждущих действия, и долгое время задавал тон многоголосой сионистской пропаганде среди нашего рассеянного по свету народа. Да, он перестал писать стихи, но горевшее в нем поэтическое вдохновение, как маленький кувшинчик чистого масла в эпоху Маккавеев, поддерживало пламя в семисвечнике его речей и в течение десятилетий влекло к нему и его идеалам многих-многих слушателей. Он был выдающимся пропагандистом, и всякий, кому довелось после него побывать в местах его выступлений в странах рассеяния, слышал отголоски его слов…[6]
Как видим, увлеченный работой муж большую часть времени проводил в разъездах, и Фрида оставалась с детьми одна. Яффе зарабатывал немало, но и жил широко. Фрида с дочерьми Мирьям (1911–1993, жила в кибуце «Гиват Бреннер», по мужу Ѓаисраэли) и Тамар (7.5.1914–2004, по мужу Орнштейн/Орен) и сыном Биньямином (1921, Иерусалим —1985, Иерусалим) постоянно нуждалась в деньгах. В Иерусалиме Фрида окончила курсы диетологии и открыла у себя в доме пансион с диетическим питанием. Яффе жили в районе Тальпиот, на улице, носящей ныне имя профессора Йосефа Клаузнера, а в доме напротив жил писатель Шмуэль Йосеф Агнон, и сын Яффе Беня ходил к своим знаменитым соседям читать книжки. Когда муж погиб, Фрида уехала в Хайфу, чтобы, как она говорила, ее дом «не стал домом жалоб и плача». Последние годы она провела в доме престарелых в Иерусалиме, а умирать приехала к дочери Мирьям в кибуц «Гиват Бреннер». Похоронена Фрида на Масличной горе, рядом с мужем.
Фрида всю жизнь вела дневник. Овдовев, она решила превратить его в роман «Поколение пустыни». Герои романа — Марк Натанзон (читай, Лейб Яффе) и его жена Эва (читай, Фрида), их дочь Рут (собирательный образ двух дочерей, Мирьям и Тамар) и сын Меир (читай, Биньямин). Только Марк в романе не сионистский деятель, как его прототип, а врач. Зато люди, окружающие «вымышленных героев», и обстоятельства их жизни абсолютно реальны. Более того, когда повествование подходит к концу 1938 года, то есть за год до начала Второй мировой войны, беллетристика уступает место подлинным дневниковым записям. Но концовка романа далека от действительности. Фрида оборвала жизнь своих героев в дорожной аварии, и ее повествование осталось как бы незавершенным.
Незадолго до смерти Фрида передала дневник дочерям и заставила их поклясться, что после ее похорон они прочтут дневник и сожгут. Дочери сдержали клятву. Но часть дневника сохранилась в тексте романа, в картонной папке с объемистой, на машинке отпечатанной рукописью. Папку берег сын Фриды, а мне она была подарена его второй женой (тогда уже вдовой) Хавой. Хава, не зная русского языка, но храня теплые воспоминания о свекрови, взяла с меня обещание опубликовать рукопись. И теперь, по прошествии двадцати лет, я выполняю обещанное.
Прожив более полувека в Палестине и неплохо владея несколькими языками, Фрида Яффе, тем не менее, писала по-русски (рукописные вставки свидетельствуют, что по старой орфографии), и ее мемуарный роман «Поколение пустыни» сохраняет особенности авторского языка и стиля. Нетрудно заметить, что Фрида, читавшая на русском, немецком, французском, английском, идише и иврите, нередко мыслила иноязычными конструкциями, что ее речь изобилует галлицизмами, германизмами и англицизмами, а иногда в ней слышится еврейский акцент. Кроме того, надо учесть, что делавшиеся в спешке дневниковые записи даны без всякой литературной обработки, и тем ценнее они как историческое свидетельство.
6
Z. Shazar.