Ёлка и впрямь оказалась сожжённой. В пакете Кристины отыскались «игрушки» для неё — это оказались горлышки от бутылок, камни, куски кирпичей или бетона и подобный мусор. Каждая «игрушка» была обмотана бечёвкой и завершалась петелькой. Процесс наряжания ёлки оказался довольно забавен, если учесть, что после него всем участникам пришлось мыть руки. Хильда, сразу поняв, чем чревато прикосновение к дереву, вынесла себе и Кристине перчатки. Однако и они не спасли на сто процентов.
— Всё? — Поинтересовался Арвинг.
— Ну, остальное по возвращении. Главная фишка этого мероприятия — чтоб был минимум цивилизованности — никакого света, телевизора. На стол ставят то, что может долго храниться — консервы, например. Варить что-то желательно на воде из талого снега, ну и всё такое. Я думаю, тётя Хильда в этом лучший советчик.
— Федь, ну сколько раз говорить?
— Да-да… Ну не позволяет мне воспитание по имени старшего называть.
— Ну а какая Я «тётя»? — С обиженной улыбкой произнесла Хильда.
— Просто смиритесь. — Попытался уклониться от согласия Фёдор.
— Нет, не смирюсь. Кончай это у меня. Правда, не такая Я уж и старая, чтоб меня «тётей» называли.
— Ладно, уговорили.
— И на «ты». — Напирала Хильда. Фёдор посмотрел на неё, и во взгляде чётко читалось «это уже слишком!».
— Федь, хорош артачиться, это просто. А то я чувствую, Хильда от тебя живого не отстанет. — Ввернула меж тем Кристина, за что получила одобрительный кивок от матери Арвинга.
— Ох, женщины, окружили, сговорились и пытают.
— Чего вы тут к нему пристали? — Вышел из комнаты переодетый Арвинг.
— Он меня снова «тётей» назвал.
— А.. — Протянул он и принялся обуваться. По окончании этого он встал около двери. — Я готов. Федь, скажи уже что-нибудь вроде «Хильда, иди первой, а мы следом» и пойдём. Опоздаем же!
— А уже опаздываем?
— Да.
— Эх. — Фёдор выдохнул. — Хильда… давай иди уже. А то опоздаем. — Проговорил он на одной ноте, не меняя виноватого выражения лица. Затем исподлобья взглянул на довольную собой Хильду, которая ему подмигнула и начала одеваться.
Они вышли и довольно спешно отправились в кинотеатр, благо он был в пешей доступности. Точнее, он был в двух остановках на транспорте, но это расстояние не считалось для них большим. Они порой ходили куда-либо, предпочитая пешие прогулки.
Затем отсидели в кинотеатре два с небольшим часа. После, пока шли до дома, обсуждали фильм — мало кому понравился целиком. Красивый, но глупый. Больше всех был раздражён Фёдор. Собственно, почти все комментарии шли от него, пока они добирались до дома. Пошёл очень плотный снег, который их заметно замедлил.
По приходу Фёдор начал раздавать распоряжения по устройству праздника. Он отмечал его не первый раз и был знатоком. Что-то он привнёс в него своего, что-то оставил каноническое.
В процессе он смог таки пересилить себя в отношении обращения к Хильде и, ближе к концу мероприятия, под утро уже не стеснялся, хотя порой ещё путался в «ты» и «вы».
В целом, праздник удался. Хильде даже понравилось. Хоть что-то интересное среди этой довольно инертной жизни. Она редко позволяла себе подобный отдых, но этот, по её мнению, получился. А ещё ведь скоро Новый год и снова ожидаются ночные посиделки молодёжи. Да и пусть лучше здесь сидят, чем слоняются по окрестным дворам и страдают сомнительными занятиями, деградируя и теряя лицо.
— …ну вот, а я говорю, мол, ты подумай, лучше меня-то вряд ли найдёшь кого.
— А она что?
— Ай… Балда. Счастье своё упустила в лице меня. — Засмеялся Федька. Арвинг поддержал его в этом, но более сдержанно. — Ох, фух. Надо прекращать так смеяться, а то ж так и диафрагму потянуть можно.
— Ага, сто процентов. — Кивнул друг.
— Так, а у тебя что? Целое лето не виделись — требую подробностей!
— Да всё так же — гуляем.
— Что и всё? А… эмм. Ну?
— Да не, куда спешить-то — успеть можно.
— Оп-па — новая фразочка, запомню — прикольная.
— Мать выдала на днях.
— Ну, Хильда на это дело просто генератор. Ещё чего-нибудь такое не проскальзывало?
— Да было тут. Сцепились языками в магазине с какой-то бабой. Уж не знаю, с чего дело пошло, в общем, кончилось тем, что она выдала следующее: «хроническая экстремистская блондинность».
Фёдор остановился и вновь засмеялся. Опершись о столб, он начал прямо задыхаться от нахлынувшего веселья.
— Ох, всё — хватит. Больше ни слова, ни жеста. А то лопну…
— Хорошо.
Дорога шла чуть под уклон. Вечерело. Темнело, хотя ещё довольно условно — начало сентября. Друзья первый раз встретились после лета и делились впечатлениями. Федька провёл всё лето в деревне у бабушки. Загорел, изрядно оброс волосами, а также у него за лето чётко наметилась первая бородка.
Арвинг же провёл каникулы более насыщенно — ездил с матерью в горы, затем они наведывались на несколько недель в брошенную деревню.
Федька продолжал похохатывать. Вдруг он прекратил и уставился в асфальтированный тротуар. Арвинг сначала не понял, с чем это связано, но, когда посмотрел вперёд, до него дошло — в их сторону шла девушка со светлыми волосами — блондинка. С каждым шагом она была всё ближе, по мере её приближения улыбка натягивалась на лице Фёдора — он терял контроль над собой. Когда та поравнялась с ними, он искоса взглянул на неё, тут «плотину» его терпения прорвало, и он засмеялся в голос. Девушка чуть испуганно зыркнула на него, но поняв, что ей ничего не угрожает, пошла дальше, изредка озираясь.
Дабы скорее уйти от неё, Фёдор припустил вперёд. Арвинг чуть отстал от него, глядя на блондинку, которая наконец осознала, что смех как-то связан с ней. Ко всему прочему она была довольно привлекательной, и высокие каблуки вкупе с короткой юбкой не давали возможности быстро оторвать взгляд от неё. Вдруг раздался визг тормозов, смешанный со звуком сигнала — затем удар.
Арвинг оторвал взгляд от девушки и успел увидеть, как его друг падает в нескольких метрах от затормозившей машины. Федька распластался, словно кукла на асфальте и не двигался. У Арвинга в голове загрохотала кровь. Время остановилось. Затем он понёсся к нему, совершенно не соображая, что делать. Из остановившейся машины выбежала женщина.
Федька лежал без сознания. Лицо было в крови, рука неестественно заложена за головой, ноги разбросаны. Обувь на месте. Арвингу припомнилось поверье, что если обувь слетела, то человек на сто процентов умер — а то, что обувь Федьки на нём, вселяло надежду.
— Отойди! Скорую вызывай! — Крикнула женщина и взяла Федьку за руку, умело нащупала пульс, посмотрела на Арвинга. — Живой — звони, давай!
Ошеломлённый парень начал панически искать телефон. Как назло тот был в самом дальнем кармане. Набрать номер с первого раза не удалось, но со второй попытки всё же получилось, и он приложил трубку к уху — раздался первый гудок. Второй…
Третий…
Да где ж они там все?!
Наконец трубку на том конце подняли, и раздался ленивый и неприятный голос.
— Тут человека сбило, ещё живой, весь в крови. Машиной сбило! — Затараторил Арвинг. Кровь до сих пор не давала ничего толком слышать. Что-то там говорят, но он толком не понимал. — Что? Адрес? — Он начал оглядываться — а где они? Они шли и шли, как обычно делали, когда гуляли — шли, куда глаза глядят. Он судорожно искал какие-то указатели, названия улиц, но на глаза они не попадались. Тут подбежала женщина и вырвала телефон из рук. Она что-то быстро и чётко говорила, но он не соображал ничего. Лишь только видел неподвижное тело друга и кровь, что тонкой струйкой течёт по асфальту.
Он даже не понял, сколько времени прошло — прибыла скорая, выбежали санитары. Подъехали полицейские и начали выяснять с женщиной обстоятельства происшествия. Всё закрутилось. К Арвингу подходили люди, что-то говорили, он что-то отвечал. Наконец Федьку увезли. Полицейские что-то писали на капоте машины, женщина стояла рядом, обхватив себя руками. К нему начало возвращаться сознание и тут же в голове возникла волна вопросов: как друг? Куда его увезли? Будет ли он ходить? Что он скажет его родителям?