— Ладно. Что ещё?
— А, отрок, уверовал? Так вот. Все описанные мной признаки схожести с птицами присутствуют, мышцы, конечно, атрофировались от бездействия, но они есть. Есть рудименты крыльев, которые были обрублены чем-то очень острым и за один раз. Строение плечевого пояса и поясничного, воздушные полости в костях, ахилловы сухожилия двойные, первая пара, как я понял, сродни нашим, а вторые сложнее и гораздо длиннее, чтобы держать ноги в одной плоскости с телом — всё это указывает на то, что оно летало, могло, по крайней мере. Утверждать не берусь, конечно, нужно много расчётов, но я бьюсь об заклад — это ангел.
— Ещё что-то?
— Могу с уверенностью сказать, благо, за некоторым исключениями частного характера, строение тела сходное, что «она» рожала, как минимум, один раз.
— Дети, стало быть, есть.
— В папке всё — есть сын, двадцать два года. А теперь гляди на неё — тянет на сорок?
— Тридцать от силы…
— По зубам и иным возрастным не смог определить, не проходит по нашим критериям. Дважды упёрся в возраст примерно триста лет и прекратил попытки.
— А если больше? — Со зримой долей недоверия спросил Морев.
— Да может она старше Ветхого Завета. Откуда я знаю?
— Не привык такое от тебя тут слышать. Обычно ты зорче сокола, а тут…
— А тут я чуть в Бога не поверил, когда до меня дошло, ЧТО передо мной.
— Что ж остановило?
— Она, как ты заметил, не бесполая. У сына, кстати, тогдашние врачи сочли всё это, — он обвёл труп пальцем в районе плеч, — уродством. Рудименты, что торчали, убрали и довольны. Из-за того, что парень не может толком наклониться, его в армию не взяли — опять же, особо не глядя. Инвалид и инвалид.
— Адрес сына есть?
— А как же. Всё есть. Но всё есть только на протяжении двадцати трёх лет. До этого — ничего. Скорее всего, жила по поддельной легенде.
— Ладно, натравлю ищеек — всё откопают, никуда не денется, в Рай, разве что.
— Я своё дело, как говорится, сделал — дальше работайте вы.
— Мы поработаем.
— Ну, ты хоть понял, что на тебя свалилось самое великое дело, после, наверное, Розуэлла?
— Я даже не знаю, радоваться мне или прям сейчас чемоданы собирать. А то, как Кеннеди, кокнут.
— А он причём?
— За такие дела — могут. Никто не знал, что они есть — чтоб никто и не узнал. Тебя с твоим Серёжей первых к стенке поставят.
— Типун тебе, Морев!
— Ладно. Живите пока — будут вопросы, наберу.
Они пожали друг другу руки, и Морев направился к выходу.
— Доброе утро. Спал?
— Ммм… — Потянулся Морев, сидя на кухне за столом. — Доброе. Не, не спал.
— Судя по заваленному столу всякой макулатурой — работал.
— Да. — Он начал спешно собирать листки заключения, различных отчётов и дел в папку, стараясь соблюдать порядок.
— Что-то серьёзное?
— Родная, ну знаешь же — всё секретно. Я и домой-то их приносить права не имею, узнают — погоны снимут.
— Хорошо, тебе пять минут и бужу детей.
— Спасибо.
Владислав постарался как можно скорее собрать бумаги и, разложив сначала по нескольким пачкам, собрал всё в одну папку и убрал на кухонный шкафчик. Чем дальше от детей, тем лучше. За жену он не переживает — она всё понимает, а вот дети — другая статья.
Спустя пару минут сначала в туалет, а затем в ванную прошёл сначала старший Димка, следом более ленивый и сонный Лёшка. Отец следил, как его дети ответственно подходят к ежедневному обряду, который он старался им привить как можно раньше. Сейчас старшему восемь, младшему шесть. Первому нужно собираться в школу, второй пока ещё ходит в детский сад — старшая группа.
На часах было семь утра, когда свет в квартире неожиданно погас. Владислав поначалу думал, что выбило пробки — дом старенький и от перегрузок свет часто летит. Однако краем глаза он глянул в окно и понял, что света нет во всём районе. Подойдя ближе к окну, он увидел, что отключили абсолютно всё, даже уличное освещение. Остановились трамваи, ветка которых проходила под окнами.
Вид из окна завораживал ещё и тем, что когда выключился свет, и в доме стало тихо — до этого работало радио, оглашавшее квартиру лёгкой джазовой музыкой, стало слышно, что за пластиковыми окнами со всех сторон неслись звуки сигналящих машин, крики людей. Под окном была пробка — невиданное зрелище! Улица широкая, да окраина опять же — не бывало тут никогда пробок, только если авария очень крупная, да и то Морев таких здесь не помнил.
— Что там?
— Понятия не имею, свет вырубили везде, плюс затор какой-то.
— Ох, как на работу поедешь?
— Ну, по ходу на метро. Что-то мало верится, что это рассосётся за час.
— Хорошо, школа с садом под боком. Есть ли смысл, если света нет?
— Может, дадут сейчас. Погоди. Всё равно дома сидишь — оставь дома разок, погуляете лучше.
— Ну ладно, может, правда дадут. А свечи у нас есть?
— Керосинка есть.
— Где?
— Чтоб я знал. — Улыбнулся он и пошёл искать. Он точно помнил, что последний раз видел её в районе шкафчика в туалете, куда складировалось всё, что не помещалось в небольшой интерьер квартиры. Тем не менее, керосиновая лампа нашлась там, где и была замечена несколько месяцев назад. На кухне был запалён маленький огонёк, который бедно освещал пока ещё сумеречные потёмки.
Владислав прошёл в спальню и через несколько минут вышел переодетым.
— А завтракать?
— Я не только работал ночью, да и пораньше выйду, а то пока доберусь на метро. А там столовая есть — не пропаду.
— Ну, хорошо. — Жена подошла и поцеловала его.
— Солдаты, чтоб вели себя хорошо! — строго, но с улыбкой пригрозил он детям.
— Слушаюсь, лейтенант! — Хором отозвались дети, положив ладонь на голову и отдав честь. Отец ещё раз поцеловал их мать и пошёл наработу.
Спустившись по лестнице с пятого этажа, он вышел. На улице было чуть зябко, хотя для середины октября всё же тепло. Вокруг него был хаос, машины стояли и сигналили друг другу, при этом понимая, что ничего этим не изменят. Людей, спешащих на работу, было в разы больше, чем обычно, причём многие из них казались весьма помятыми, словно с похмелья. На лицах была какая-то обречённость и нежелание куда-то сегодня идти.
Влад Морев пошёл обычным пешим маршрутом к метро, сквозь дворы, маленькие улочки, затем вышел на проспект. По нему он двигался порядка двадцати минут. Чтобы хоть как то оградиться от вездесущей какофонии сигналов и раздражённых воплей, он надел наушники и включил музыку. Сейчас не так часто, но раньше без подобного он просто не жил, почти всегда при нём была музыка.
До метро Пионерская он дошёл уже почти в восемь утра — опаздывает. Он решил позвонить на работу и предупредить, но первая же попытка не удалась — отсутствовала сеть. Ему показалось это странным, он перезапустил телефон в надежде, что это исчезнет, но нет — сеть не появилась.
Около станции столпилось огромное количество народа — станция закрыта. Вот это номер! Народ негодовал и мало понимал, что делать. В семь утра вместе со светом замолкло и радио, мобильные устройства потеряли связь и доступ в интернет. Молчали даже исторические мегафоны, висевшие местами на столбах, которые в праздники крутили соответствующую духу торжества музыку.
Последняя попытка — телефонные автоматы, всё-таки они запитаны от других линий, которые могут работать. Влад подошёл и, растолкав людей, толпившихся рядом, сунул в аппарат свою карточку — не помогло. В трубке он не услышал ровным счётом ничего. Выйдя за пределы столпотворения около дверей метро, он осмотрел пробку. Невдалеке стояла большая дальнобойная фура — там должна быть радиостанция. Трусцой он подбежал к ней, водитель стоял рядом с машиной и общался с другими попавшими в переплёт людьми.
— Ваша машина? — Напрямую спросил Морев.
— Да. — Ответил мужчина лет сорока, чуть полноватый и отлично загорелый. Одетый вполне в духе профессии и с небольшой щетиной.