Борис Никитич опускал голову, бесповоротно праздновал труса.
– В конце концов, – пробормотал, – я и не говорил, что хирургическое вмешательство противопоказано...
Мягко обласкивающая его плечо рука нажала еще чуть-чуть посильнее; между плечом и рукой возникал своего рода интим.
– В известной степени радикальные меры всегда эффективнее терапии...
Рука отошла. Не поднимая головы, он почувствовал, что чекисты обменялись удовлетворенными взглядами.
Вадим Вуйнович, придерживая хлопающий по бедру планшет, стремительно сбегал по лестнице навстречу только что подъехавшим Базилевичу и двум его помощникам из штаба Московского военного округа.
– Разрешите доложить, товарищ Базилевич. Нарком принял решение идти на операцию. Предложение Политбюро подкреплено большинством консилиума. Сейчас уже идет подготовка...
Командующий МВО медленно, как будто желая сбить ритм нервного запыхавшегося комполка, расстегивал шинель, обводил взглядом вестибюль, лестницу, окна, в которых в осенней свежести выделялись черные стволы деревьев и белые полоски первого снега.
– Караулы ГПУ продублировать нашими людьми, – тихо сказал он одному из своих помощников.
– Есть, – последовал короткий ответ.
Вадим не мог скрыть вздоха облегчения. С приходом Базилевича ему показалось, что все еще может обойтись, мощная логика РККА скажет свое слово, и странная зловещая двусмысленность, собравшаяся под сводами Солдатенковской больницы, окажется лишь плодом его воображения.
К полуночи добрая половина гостей, то есть респектабельная публика, разъехалась с дачи Градовых, что навело неиссякаемого тамаду Галактиона Гудиашвили на новые грустные размышления о природе "старших братьев", россиян. "С пэчалью я смотрю на этих москвычей, какие-то, понимаешь, стали слишком эвропэйцы, прямо такие нэмцы, нэ умэют гулять", – говорил он, забыв о своих недавних пассажах о скифских варварах. Все-таки он продолжал верховодить за опечаленным столом, стараясь хотя бы оставшихся напоить допьяна.
Еще больше, чем респектабельная публика, огорчала дядю Галактиона молодежь: она и не разъехалась, и на "вэликолепные" напитки мало обращала внимания. Забыв о том, что молодость в жизни бывает только один раз ("Только один раз, Мэри, дорогая, ты знаешь это не хуже меня"), молодежь сгрудилась на кухне и галдела, как кинто на базаре, спорила по вопросам осточертевшей всем народам средиземноморского бассейна мировой революции.
Споры эти вспыхнули как бы стихийно, однако никто и не сомневался, что они вспыхнут. Было бы странно, если бы в конце концов не были забыты все второстепенности, флирт и вино, анекдоты, поэзия, театральные сплетни и если бы не вспыхнул на кухне – вот именно и непременно на кухне, среди немытых тарелок, – характерный для интеллектуальной, партийной и околопартийной молодежи спор на политические темы. Страстные революционеры тут были, разумеется, в полном и подавляющем большинстве, однако сколько голов, столько и разных путей для скорейшего достижения счастья человечества. "Органов" пока эта молодежь не так уж и боится, ибо полагает ЧК-ГПУ отрядом своей собственной власти, а потому можно и голосовые связки надрывать, и руками размахивать, и не скрывать симпатий к различным фракциям, к троцкистам ли с их "перманентной революцией", к какой-нибудь до сего вечера неизвестной "платформе Котова-Усаченко", к антибюракратической ли "новой оппозиции" и даже к "твердокаменным" сталинистам, которые даже и при всей их унылости все-таки тоже ведь имеют право высказаться, ведь никому же нельзя зажимать глотку, ребята, ведь в этом-то как раз и состоит смысл партийной демократии.
Из общего шурум-бурума мы вытащим пока всего лишь несколько фраз и предложим читателю вообразить их гулкое эхо, проходящего по студенческим аудиториям того времени.
"... Пора покончить с нэпом, иначе мы задохнемся от сытости..."
"... Социализм погибнет без поддержки Европы! ..."
"... Ваша Европа танцует чарльстон!..."
"... ЛЕФ – это фальшивые революционеры! Снобы! Эстеты!..."
"... Бухарин поет под дудку кулаков!..."
"... Слышали, братцы, в Мюнхене появилась партия национал-большевиков? Нет предела мелкобуржуазному вздору!..."
"... Почему от народа скрывают завещание Ленина? Сталин узурпирует власть!..."
"... Вы плететесь в хвосте троцкизма!..."
"... Лучше быть в хвосте у льва, чем в заднице у сапожника!..."
"... В старое время за такое бы по морде!"
Время было пока еще "новое", и обошлось без мордобоя, хотя Ниночкин "пролетарский друг" Семен Савельевич Стройло не раз вожделенно взвешивал в руке непочатую банку "царских рыжиков".
Автоматически растирая щеткой кисти рук и предплечья, профессор Градов старался не смотреть на коллег. Впрочем и остальные участники операции, Греков, Рагозин, Мартьянов, Очкин, мылись молча и самоуглубленно. Никому и в голову не приходило этой ночью демонстрировать какие-либо излюбленные "профессорские штучки", юморок ли, мычание оперной арии, хмыканье, фуканье, все эти чудачества, до которых всегда были охочи московские светила, столь обожаемые средним, полностью женским, хирургическим персоналом. Никогда еще в этих стенах не проходили антисептическую обработку одновременно пять крупнейших хирургов, и никогда еще здесь не было такого напряжения.