Что же касается межостровных плаваний во время появления европейцев, то есть надежные данные о частых контактах между обитателями о-вов Общества и Туамоту, а также Тонга, Самоа и Фиджи и, возможно, о-вов Тувалу и Ротума [886; 1213, с. 32]. Все другие группы островитян были, видимо, изолированными, особенно новозеландцы, гавайцы и рапануйцы. Иначе говоря, к моменту появление европейцев ни полинезийцы, ни другие народы Океании не совершали длительных исследовательских плаваний. Но что можно сказать о более отдаленном прошлом, когда острова заселялись впервые?
Проблема осложняется отчасти тем, что многие авторы не желали поверить сообщениям Кука и Варелы. В конце XIX в. исследование Полинезии вступило в «романтическую фазу», стали часто появляться, в особенности на страницах «Журнала Полинезийского общества», издававшегося тогда С. Перси Смитом, рассказы о грандиозных путешествиях из одного конца Океании в другой. В 1898–1899 гг. вышла в свет книга Смита «Гаваики: откуда пришли маори» [1287], и с тех пор исследовательские плавания из Индонезии на Гавайи и в Восточную Полинезию стали рассматриваться как очевидный факт. В 1923 г. Э. Бест с романтическим пылом писал: «Смотрите, в течение скольких веков азиат плавал у берегов своего континента, прежде чем обрел мужество предпринять шестимесячное путешествие через Индийский океан при попутном ветре; карфагенянин осторожно продвигался вдоль западноафриканского побережья, привязывая свою лодку на ночь к дереву, чтобы ее не унесло, пока он спит, европеец терял покой, когда исчезала прибрежная линия, а Колумб на ощупь пробирался через Западный океан со своей полусвихнувшейся командой, молившей бога спасти их — не дать свалиться за край Земли; полинезийский же мореплаватель, нагой дикарь, не знавший ни кораблей, ни металлов, выдалбливал заостренным камнем длинную лодку из бревна, привязывал по бортам ее несколько досок, брал жену, детей, несколько кокосовых орехов и домашнюю свинью и пускался в путь по огромному океану, чтобы заселить одинокий остров, лежащий за две тысячи миль» [110, с. 8].
В атмосфере, созданной Смитом и Бестом, очень далекие двусторонние морские плавания казались вполне возможными, хотя многие ученые и даже сам Бест понимали важность случайных дрейфов. В 1934 г. Р. Диксон пришел в восторг, установив 2000-мильный предел полинезийских странствований без остановок. Но стрелку уже качнуло назад — к здравому смыслу, к точке зрения, высказанной Куком и Варелой. В 1924 г. Дж. Боллонс, опытный морской капитан, писал: «Достойно изумления, как смело сухопутный европеец отправлял полинезийцев в представлявшийся тогда бескрайним океан, описывал плавания, мореходные качества лодок, перевозимый груз, способ дрейфования в плохую погоду и управление лодкой по звездам и солнцу. Все это кажется простым, когда живешь на берегу» [138].
Смит и Бест и другие авторы слишком буквально воспринимали полинезийский фольклор, не учитывая, что многие его образцы были собраны через сто лет после начала контактов с европейцами. Полинезийский фольклор — не сводка достоверных сообщений очевидцев. Но исследователи начали осознавать это лишь после 30-х годов XX в. К 50-м годам явственно обозначился перелом. Его ознаменовала опубликованная в. окончательном варианте в 1963 г. полемическая работа Э. Шарпа [1213]. В первом издании этой книги [1209] Э. Шарп особенно подчеркивал случайные, а не целенаправленные плавания, за что подвергся критике со стороны Дж. Парсонсона [1063], стоявшего на традиционалистской точке зрения.
По мысли Шарпа, Полинезия заселялась в основном путем безвозвратных плаваний, т. е. мореходами, не способными определить пройденный путь и вернуться назад даже при желании. Намеренно или нет пускались они в путь, не имеет большого значения. Изгнанники, мореплаватели, вынужденные дрейфовать, или добровольные эмигранты — все они могли совершать плавания в одном направлении. Двусторонние плавания происходили, конечно, между близлежащими островами, но надежные сведения о плаваниях между островами, отстоящими друг от друга на расстоянии 150 км и более, получены, как говорилось выше, в районе о-вов Общества и Туамоту и Западной Полинезии. Жители Гавайских островов, о-ва Пасхи и Новой Зеландии, Маркизских островов, большинства о-вов Кука и многих других не поддерживали постоянных внешних связей. Между ними могли происходить лишь плавания в одном направлении. Главные аргументы Э. Шарпа заключались в том, что полинезийцы не умели определять долготу и высчитывать смещения, порожденные подводными течениями, скорость которых достигала 40 км в день, или ветрами. Иными словами, ни один полинезиец не мог бы определить своего местоположения в море после нескольких дней плавания в незнакомых водах.