Откуда пришли полинезийцы?
Полинезийцы, заброшенные в неведомые края, дали пищу для непомерно разросшихся теоретизирований об их происхождении. На протяжении двухсот с лишним лет выдвигались многочисленные, путаные, противоречивые теории самого различного уровня — от научных до шарлатанских и даже безумных. Так как большинство этих теорий было недавно рассмотрено Э. Хауэрдом [749], я не стану утомлять читателя излишними подробностями, а остановлюсь на некоторых интересных моментах и одном поучительном выводе. Последний заключается в том, что, пока в 50-е годы (с некоторым запозданием) не приступили к делу археологи, решение вопроса о происхождении полинезийцев не сдвинулось с мертвой точки. Более чем столетниё споры, основанные на ошибочных представлениях и случайных, поверхностных этнографических сведениях, привели к нулевому, в сущности, результату. Когда в 1947 г. на сцене появился «Кон-Тики», положение в полинезийской этнологии было гораздо более запутанным, чем в 1847 г.
В конце XVIII столетия — в золотом веке полинезийских исследований — преобладало мнение, что полинезийцы пришли с запада и были родственны народам Микронезии, Индонезии, Филиппин и Мадагаскара, т. е. тем народам, которых мы теперь объединяем как носителей австронезийских языков [75, ч. 1, с. 372; ч. 2, с. 37; 286, ч. 2, с. 256–257; 1462]. Серьезных отступлений от этой точки зрения за долгие годы было немного, и не случайно в конце концов она оказалась правильной. У первых исследователей не было предубеждений, и они имели счастье видеть Южные моря во всей их первозданности до губительного воздействия колониализма.
Миссионеры в начале XIX в. в целом были согласны с путешественниками, но они. высказали ряд ошибочных положений; эти ошибки, вроде бы незначительные, сбили с толку позднейших исследователей. Дж. Уильямс допускал юго-восточноазиатское происхождение полинезийцев, но считал, что надо учитывать и некоторое индийское влияние, хотя и не объяснял, имеет он в виду саму Индию или Индонезию [1458, гл. 29]. У. Эллис, допуская, что и полинезийцы, и американские индейцы пришли из Азии, полагал, что первые пересекли Берингов пролив, а затем благодаря благоприятным ветрам и течениям отправились назад от берегов Америки и заселили Полинезию через Гавайи. Подчеркивая трудности плаваний в Тропической Полинезии с запада на восток, У. Эллис предвосхитил некоторые теории Т. Хейердала.
В идеях, опубликованных до 1850 г., можно обнаружить истоки почти всех хорошо известных теорий последующих лет. В 1837 г. появилась, как уже говорилось, даже теория о затонувшем континенте [749, с. 49], но, на мой взгляд, этот год был более замечателен тем, что в состав американской научной экспедиции, работавшей весьма систематически в Полинезии в 1838–1842 гг., был включен двадцатилетний Г. Хейл. Отчет Хейла, опубликованный в 1846 г. [634], является одним из высших достижений океанистики XIX в.
Исходя из лингвистических данных, Г. Хейл поместил полинезийскую прародину на Молукках, в частности на о-ве Буру. Отсюда полинезийцы заселили Фиджи, а с Фиджи меланезийцы вытеснили их на Самоа и Тонга. Около 3 тыс. лет назад люди двинулись с о-вов Самоа на Новую Зеландию и о-ва Общества. Чуть позже произошло переселение с Тонга на Маркизские острова, а еще примерно 1500 лет назад маркизцы заселили Гавайи. На о-в Раротонга люди пришли с Самоа и о-вов Общества, на о-ва Мангарева и Рапа — с о-ва Раротонга. Г. Хейл согласился с позднейшим мнением Кука о том, что острова Южных морей заселялись в результате дрейфовых плаваний, но подчеркнул значение периодических западных ветров, чего не сделал У. Эллис. Конечно, сейчас ясно, что некоторые предположения Хейла о миграциях были ошибочными, а некоторые традиционные датировки неверными. Но как системная реконструкция его работа превосходит труды многих последующих исследователей.
Во второй половине XIX в. изучение происхождения полинезийцев велось замедленными темпами. В печати появлялись разные точки зрения, включая и такую, которая выводила полинезийцев из общества, якобы развившегося на Новой Зеландии [749, с. 53–54]. Постепенно ученые стали все больше внимания уделять преданиям самих полинезийцев. В конце XIX в. было общепризнанным, что полинезийцы — вымирающая раса. И это неудивительно, так как их число резко сократилось после прихода европейцев. На этом фоне возник болезненный романтизм, соседствующий с существенными разногласиями среди ученых.
Несомненно, что ко времени появления европейцев полинезийцы еще хранили предания о своем происхождении. Но, к сожалению, никто их систематически не записывал — путешественники приезжали ненадолго и полинезийских языков не знали. Когда в середине XIX в. начался серьезный сбор фольклора, в нем уже было множество позднейших наслоений, причем не только мотивы из Библии [57], но и сведения, полученные от самих полинезийцев, которые в это время совершали дальние плавания. Достаточно просмотреть журналы Дж. Кука, чтобы убедиться, как радостно встречали в 1769 г. на Новой Зеландии Тупаиа с о-ва Раиатеа, который умел рассказывать о своих путешествиях. Об одном случае такого наслоения уже говорилось выше. В первые годы после появления европейцев новые географические названия среди полинезийцев распространялись подобно пожару. Дело в том, что задолго до 1800 г. полинезийцы стали служить матросами на европейских кораблях, а отдельные европейцы селились на побережье островов. Лавина новых сведений существенно изменила не только географические представления, но и весь строй полинезийских преданий. Когда в конце XIX в. началось серьезное изучение полинезийского фольклора, сами полинезийцы уже не знали, что в нем было доевропейского, а что нет. Гавайское общество, которое описывал У. Эллис в 1830 г., ушло от доисторических предков гораздо дальше, чем представлял исследователь [795].